Сергей Чекмаев - Либеральный Апокалипсис

Сцена прощания была точь-в-точь такой же, как и в первый раз. Она молчала, мальчик делал мудрое лицо, Ромни давал какие-то напутствия. И точно так же они с Ромни сидели на диване и смотрели в пустоту, вспоминая женщину по имени Грета, она же Даун Кнудсен.

— Что с ней было до семьдесят четвертого, Ромни? — спросил Мартин.

— Ничего особенного. Школа, работа в кафе, понравилась фотографу, предложил сняться в стиле ню, и вот она в бизнесе. Хорошо платили, партнеры постоянные, ее все устраивало. Не дешевка.

— А после восьмидесятого?

Ромни покачал головой.

— Я ей не рассказал.

— Но ты знаешь?

— Да.

— Откуда?

— Я продолжал копать.

— И?

— Она сгорела за полтора года. Рак.

— Значит… мы спасли ее?

Ромни усмехнулся.

— Ты глупеешь, Мартин. Это синдром любви, право слово. Мы не спасли ее в первый раз, и я не знаю, спасем ли во второй. Мы не вшили ей рак, потому что могли позволить себе не вшивать его. Но мы с тобой понимаем, что болезнь в данном случае совершенно не опасна по сравнению с человеческими чувствами — завистью, ревностью.

— Если она умрет…

— Он станет возрождать ее снова и снова — если у него будет хватать денег. А пока его отец держит бизнес, деньги будут поступать. Возможно, он будет экономить. Скажем, менять ее раз в два года — и каждый раз добиваться.

— Откуда ты знаешь?

— Я же психолог, не забудь. Я все вижу.

Мартин встал, подошел к стене, оперся на нее рукой.

— Что нам делать, Ромни?

Психолог откинулся на спинку дивана.

— Ждать третьего раза. Просто ждать.

Мартин покачал головой.

Она вернулась на следующий день — к вечеру, измотанная и усталая. Она вошла, как клиент, и Мартин, уже собиравшийся уйти из офиса, по привычке хотел сказать «здравствуйте», но онемел и больше ничего не сказал, потому что она подошла и поцеловала его в губы.

— А где… Барри? — промямлил он, отрываясь от нее.

— Барри нет. У него балкон с низкими перилами, ты же знаешь.

— Как?..

— Я не сталкивала его. Он просто слишком чувствителен к алкоголю. Он упал сам.

Мартин чувствовал ложь.

— Ты знаешь, кто его отец? — спросил он.

— Знаю. Отец закажет у вас его полную реконструкцию — и вернет себе сына.

— Нет. Реконструкция возможна только по прошествии не менее чем полувека после смерти реконструируемого. Он придет за тобой, его отец.

— Придет. Поэтому вы должны успеть оба — ты и Ромни. Поллак как-нибудь обойдется.

Она улыбнулась. И Мартин понял, что не может жить без этой улыбки.

— Вызвать Ромни?

— Да.

— Он уже уехал домой.

— Вернется.

Он вызвал психолога. «Еду!» — ответил тот.

Грета сидела напротив и смотрела на Мартина печально, с едва заметной полуулыбкой, вынужденной, наброшенной на лицо, подобно вуали. В сопроводительных документах несколько раз подчеркивалось: в отличие от искусственной личности полный реконструкт не имеет априорных ограничений. Он может сбежать, может проявить агрессию, у него есть свобода воли, выбора и веры. Но мальчик не захотел это слушать. «Сам почитаю», — бросил он. И ошибся.

Мартин очень хотел поцеловать Грету, но сдерживался. Он понимал, что теперь все будет иначе, что теперь все они под дамокловым мечом, и этот меч рано или поздно сорвется, как ни укрепляй нить.

Когда появился Ромни, они так и сидели — друг напротив друга. Мартин смотрел на Грету, Грета — в пол.

— Что случилось?

— То, что и должно было, — ответила Грета.

— Когда?

— Часа два назад.

— Значит, еще есть время.

У Ромни был вид супершпиона из комиксов. Он что-то тщательно скрывал, и этот факт был написан у него на лице, выдавая его с головой. Не хватало только черного непроницаемого костюма и черных очков.

— Что… — начал было Мартин, но Ромни прервал его:

— Выйдем.

Они вышли из приемной, прошли по коридору в одну из переговорных.

— Мартин, послушай меня. У нас слишком мало времени — я не думал, что получится так быстро.

— Что получится, черт побери?

— Грета номер два — не реконструкт. Она конструкт.

— То есть…

— То есть ее разум спроектирован мной. Она об этом не знает.

— То есть…

— То есть сейчас ты берешь ее за руку, садишься на свой автомобиль и едешь вот по этому адресу. — Ромни сунул в руку Мартина бумажку. — Человек ждет тебя не сегодня, но он будет на месте. Он выведет тебя из зоны слежения, и вы сможете исчезнуть. Деньги тоже получишь от него.

Мартин сделал шаг назад.

— Ромни, это какое-то безумие. Мы не в шпионском боевике — мы в реальности. Так не бывает…

— Так бывает. Ты хочешь остаться с ней навсегда?

— Я… Я…

— Да или нет?

— Да, — внезапно твердо сказал Мартин.

— Это твой единственный шанс. И возьми еще вот это. Прочтешь потом. Только одна поправка: я думал, что она просто сбежит. Просто сбежит.

Он отдал Мартину конверт.

Мужчины вернулись в комнату. Грета сидела на стуле, поджав под себя ноги. Ей очень шли старомодные обтягивающие джинсы с расклешенными штанинами.

— Грета, езжай с Мартином, он тебя проводит.

— А ты?

— Я буду позже.

Она кивнула и чмокнула доктора в щеку. Мартин бросил последний взгляд на Ромни и вышел следом за ней.

«Дорогой Мартин!

Как бы банально это ни звучало, но теперь, когда ты читаешь это письмо, меня уже нет в живых. Как только ты уехал, я принял яд. По крайней мере, я надеюсь, что сумел это сделать, поскольку в противном случае все бессмысленно — они сумеют меня расколоть, потому что я не герой.

Я надеюсь, что успел рассказать тебе о том, что Грета — конструкт. Если не успел, то сообщаю теперь: ее разум создал я. Как ее зовут на самом деле, я не знаю, да и никто, видимо, уже никогда не узнает. Может, и Даун. Имя „Грета“ я придумал для достоверности.

И да, первая Грета-Даун тоже была конструктом. По очень простой причине: реконструктов не существует. Нет такой технологии, какая позволяла бы вернуться в прошлое и кого-то там найти, и тем более снять с него ментальный слепок. Сида Вишеса тоже создал я — за полгода, перекопав и загрузив в память конструкционного процессора сотни книг, воспоминаний, фотоснимков, описаний и впечатлений. Никто не усомнился бы в том, что Сид — не настоящий. Прости, но о Даун Кнудсен ничего не было известно — лишь то, что она красиво улыбалась и снималась в порнографии в течение шести лет, с тысяча девятьсот семьдесят четвертого по тысяча девятьсот восьмидесятый. Вся эта мистификация задумана достаточно давно с целью выхода на неконкурентный рынок — и она с блеском удалась. Пока другие компании-конструкционисты пытаются разработать технологию личностных слепков с мертвецов, мы просто создаем очень сложные, идеально выверенные конструкты со снятыми ограничениями. По сути, мы делаем людей. Ты не должен знать об этом, поскольку ты — просто менеджер отдела продаж. Это не в твоей компетенции, потому что ты не можешь не верить в то, что говоришь. Ты хорош как продавец, потому что веришь.