Татьяна Мудрая - Ангелоиды сумерек

– Тогда на твоё личное усмотрение.

Он с важностью кивнул и приказал:

– Теперь хорошенько отмойся. Путь туда в прихожей, откуда Волки наружу выходят, а прихожая за дверью, что ты раньше приметил. До того мы тебя в тазу полоскали, это ж не то что настоящая ванна размером в небольшой пруд. Бриться последнее время было без надобности, но вот космы свои жидким мылом натри, ополосни и разбери на две косы. Можно было б и вообще подстричь, но так надёжней получится – будет за что в случае придержать. Ну, на цепи, как ручного мишку, водить тебя больше без надобности: куда не надо по пути не зайдешь. Та комната повернута на заход и светлая. Двусветная.

Старинные слова означали, что в ней два больших окна, смотрящих на запад.

– Стало быть, Волки солнца не боятся.

– А с чего ты такое взял? И Волки, и прочие кланы. Им всё под силу. Ночью как днём видят, днём везде ночную тень находят. Но вот сумерки, как сейчас, – натурально волчье время. Пора меж волка и собаки.

– Эй, погоди! – крикнул я вдогонку, ибо Хельм уже совсем наладился уходить. – Как снять эту херову опояску?

– Сам смекнёшь, – пробурчал он. – Давно, чай, не дитятко несмышлёное.

Действительно, все замки и заклёпки представляли собой нехитрую головоломку из тех, какими принято забавляться в дороге: повернул два раза по часовой, один – по секундной стрелке и разломил пополам по линии молекулярных спаек.

Укутав торс в одно из своих полотенец и накрыв голову другим, я побрёл в запретную дотоле сторону. Волки, которые случились в зале, расступались охотно и даже с некоторой почтительностью.

За порталом виднелся еще один выход, низкий и запертый наглухо, а между ними вздымались вверх крутые ступени и повороты. Лестничные клетки были слепые, тупиковые. Только самая верхняя вливалась в обширный холл, по периметру которого также шли двери.

И из обоих высоченных арочных окон во всю ширь полыхал багряный закат. Солнце уже наполовину погрузилось в озёрную воду, его раскалённые струны снопом рвались поверх туч, а там, где со света спадал последний покров, к зениту поднимались крутые дуги семицветных гало.

– Другая планета, что ли, – ахнул я.

– Не чуди, сынок, – отозвалась одна из полузнакомых мне «ангелиц». Кажется, в самом деле та, чьим выкормышем я поневоле стал. – Земля это. Когда-то она устрашилась взять залог от Бога. А теперь стала так отважна, что решила переменить промежуточного владельца. Оттого и похорошела на диво.

– Я, собственно, не за этим пришёл, – объяснил я. – Не за зрелищем и не за словом. Просто вымыться велели.

– Ну, разумеется. Чтоб тебе не стучаться во все стенки и не бродить по спальным капсулам – это чётко справа по борту. На двери еще голограмма такая – Ниагарский водопад. Да не бойся, оснастка там простая и доступная.

Ага. Только все краны фигурные и отлиты из золота, лейка контрастного душа – из самородного хрусталя, а ванна, та самая, величиной в бассейн, похоже, выращена из раковины-жемчужницы. Губка была тоже морская, абсолютно естественная и больших размеров, нарядное мыло – явно ручной варки.

Я с наслаждением смыл с себя странного вида липкий пот – последнее время я норовил выделять отходы через кожу – и в третий раз сменил воду. Она пахла мускусом и амброй, а, может быть, и вовсе амброзией и нектаром. Вытираться после такого великолепия моими бедняцкими тряпками было негоже, и я стал озирать окрестности.

Тут в еле притворённую дверь тихонько стукнули, внутрь заглянула симпатичная мордаха в рамке рыжеватых кудряшек, а потом и вся фигура в чем-то вроде туники и рейтуз.

– Вы простите, мон эскуайе, вам, наверное, услужить потребуется, – сказал мальчик. – Полотенце и купальный халат. Могу предложить костяной гребень и щетку из дикобраза, они нынче в большом фаворе. Сделать прическу не изволите? Очень запуталось, сами понимаете.

– Ладно, как-нибудь сам свои космы продеру, – ответил я.

– Если нужны еще какие-либо услуги сугубо личного плана… – он потупился, – перед восхождением…

– Упаси меня Господь и все его святые. Ты, собственно, кто?

– Школяр второй ступени. Виллье. Это звание такое.

– А меня что за кличкой обозвал?

– Эсквайр. Прошедший лестницу. Тот, кто владеет своим малым уделом и носит оружие за опоясанным рыцарем.

Я хотел сказать, что он малость ошибся, но решил, что судьбе виднее. Принял из рук его ношу, обтёрся, кое-как расчесался, закутался в невесомую махру и пустился в обратный путь.

Однако будучи весьма заинтригован, подозвал ту мою кормилицу и спросил:

– Что за приставучее дитя бродит по окрестностям?

– Ах, не обращайте внимания. Моё, скорей всего. У девиц нынче самый шик закосить под Золотое Средневековье. Терминология макароническая, впрочем, как у нас всех, правила игры – чистейшая фэнтези, однако ловят то, что носится в воздухе, вполне чутко.

После такого подробного объяснения мне ничего больше не оставалось, как уложиться спать за свою загородку с изображением сирен и фениксов.

Но не успел я сомкнуть усталые веки, как встретился глазами с Хельмутом.

– Время? – спросил я.

– Так точно. Ополоснись для бодрости и одевайся.

Я хотел спросить – во что, но тут и сам увидел. Белая рубаха с широким воротом, туника и гетры, такие, как у той девы-мальчика: темно-серые, из очень добротного материала. Пояс, кошель и низкие сапоги из выворотной кожи.

На выходе у нас, похоже, выстроился весь наличный состав.

– Шеф, уж этого я точно не заказывал, – взмолился я.

– Ничего, они только попрощаются – их право, – негромко утешил он. – За порог я их первый не пущу.

Этот портал, последний, был отмечен надписью на деванагари: «Сахасрара». Тысяча.

Внутри от края и края простиралось чёрное сукно, далеко заходя на стены.

– Для пущей чести, – пояснил Хельм. – Истый шляхтич, хоть ты ему тысячью смертей грози вместо одной-единственной, нипочём на голые доски не ступит. Только и исключительно – на такой матерьял, чтоб на кунтуш поставить было не зазорно. Тебе ничего, что напоследок невысоко поднимешься? Самое большее – на ступеньку?

– Клиент неприхотлив, – пошутил я. – Разве что насчет плахи заметит, что низковата. Если это она в самом центре.

– Обычная плаха, – пожал он плечами, – лежачая, с выемкой. Для топора – ты же вроде как еще раздумывал над этим предметом? Велел тоже чёрным обтянуть для пущего гламура. Вот и сливается.

Сам он, напротив, резко выделялся на фоне черноты своей алой с золотом курткой. Меч, заранее вынутый из футляра, – тоже.

– Ножны, – поправил он. – Это у него рядом вторые ножны, чтобы заточку поберечь. Первые, парадные, у меня в каморе остались.

– Кажется, мы с тобой вообще могли бы слов не тратить.