Татьяна Мудрая - Ангелоиды сумерек

Ибо я уже не человек и ещё не ангелоид.

Тут необходимо слегка уточнить: человек, только с иной кровью в жилах (и, по здешней логике, с частично измененным геномом), который может пребывать в относительном благополучии лет тридцать-сорок. Не стареть, не болеть, очень быстро восстанавливать повреждённые ткани. И если не хочет по истечении срока загнуться от какой-нибудь вредоносной и тягомотной хвори или тотального одряхления, имеет право попросить друзей о вторичном вливании жизненного эликсира.

Как уж не раз делал мой приятель, благородный мейстер Хельмут. Вообще-то сам он ничего подобного не хотел, хотя считал прямым своим долгом.

– Скучно мне тянуть лямку. Я бы с охотой посмотрел, что там за радужным занавесом, Анди, – говорил он не однажды. – Только наследника моему искусству никак не отыщу.

– Знаю. Кстати, как бы ты его сформулировал этак в двух словах, это твоё искусство?

– В двух, скажешь тоже.

– Тогда коротко и веско.

– Изволь. Умение причинять телу страдания, которые не убивают, а лишь помогают его душе освободиться от власти демонов. Именно – лжи, греха, болезни, уныния, стадности и прочих иллюзий. А также всяких пещерных теней, кумиров и идолов рынка. Через всё это я тебя провёл.

– С успехом.

– Рад, – он шутовски поклонился. – Ты точно не хотел бы стать моим цехмейстером? Учеником и подмастерьем?

Это значило… Нет, ничего такого ужасного. Просто я догадывался, что через заботливые руки Хельмута, его коллег и предтеч прошли все Тёмные и Сумеречные Ангелы, кроме разве что самых древних. По нынешнему определению, Диких. Он ставил их на грань их непонятного существования, чтобы сотворить из них бессмертных и видящих истину без покровов.

Я был всего-навсего человеком – и оттого Первая Ступень моего личного ритуала придала мне лишь немного душевной стойкости и плотской неуязвимости. А в качестве приятного добавления чуток архаизировала мою лексику. К сожалению, молодежный слэнг и не подумал никуда деваться, и теперь два речевых слоя мирно сосуществовали у меня на языке.

Жил я теперь не в проходном зале с девятью порталами, одним из которых была простая дверь наружу, а в одной из крошечных служебных комнатушек бывшего музея, как и все мои новые знакомцы. Причем делил ее с Хельмом. Нет, не по принципу «жертва от палача недалеко катится», а потому, что трое Волков и Беттина занимали апартаменты по обеим нашим сторонам: Иоганн и Амадей – комнату направо от входа, Гарри и Бет – налево. А в тугом животике нашей общей подружки зрело и наливалось соком моё собственное семя.

Хотя ее движения стали чуть менее резкими, а взгляд – более глубоким и как бы обращенным внутрь, видно этого почти не было.

– И не будет, – пояснил Хельм. – Они такие. Держат дитя в себе невесть сколько времени, удобного случая ждут. В точности как иные звери. Плавает внутри в вольных материнских водах, не прикрепляясь к берегу. Вот станет полноправной Волчицей, тогда…

Я попросил объяснить – до того как-то не удосуживался.

– Волки – это не только из-за имен. Это вроде семьи или небольшого клана со своим тотемом или типа того. А Бет к ним прибилась, но полных прав не имеет, оттого что никого не посвящала. У Сумеречных принято, чтобы от новичка пили двое-трое опытных и хотя бы один невинный.

– В данном случае – от меня. По старой дружбе.

Юмор его не пронял.

– Главное – потому, что она вынашивает твой плод, – объяснил Хельмут на полном серьёзе. – Вышло это легко, потому что ты не настоящий Сумеречник, или сумр : так, ты слышал, здесь иногда говорят. Но кто там родится – непонятно. Бастард, полукровка… Сечёшь?

– А? – спросил я.

– Понимаешь, имею в виду? Каким бы ты важным ни стал, отец ты был в своё время сомнительный. Ни рыба, ни мясо, ни человек, ни ангел. Так что для равновесия Бетти просто жуть как требуется стать суперэлитой.

Из чего я заключил, что претерпеть метаморфозу мне придётся не из-за меня одного.

И существует некий долг благодарности. Если на тебя потратились, ты при первой возможности платишь долг со всеми процентами. Я давно уразумел, что возмещают потерю и качество крови они небыстро – куда медленнее простых людей. Наверное, почти незаметно от себя подслушивал разговоры ангелоидов, что шли отчасти на вербальном, частью на ментальном уровне. Ими полнилось всё пространство сот, как называли Сумеречники свою спальную резиденцию. «Соты» или попросту «Сотейник».

Отчего такое странное словцо, это ведь означает глубокую сковороду или жаровню?

– Оттого, что наши неженки внутри пекутся, – ухмылялся мой сокамерник. – Это и тебе предстоит, не беспокойся.

Чувствительность к теплу у моих будущих коллег была как раз небольшая, оттого они слегка удивляли своими куртками тех людей, кто еще пребывал на ногах и на открытом воздухе. Я имею в виду – ментов, труповозов и мусорщиков.

Разумеется, моё жертвоприношение было неизбежно. И, естественно, никто из моих братьев-Волков и прочих членов небольшой (десятка четыре) вампирской общины меня не торопил. Решение должно вызреть, состояние души – дойти до кондиции. Кто это определит лучше тебя самого?

Разве что сосед по камере.

Камера была совсем неплохой, но тесноватой: в нее с трудом влезли две двуспальные кровати на резной дубовой раме и с резными спинками, два приземистых кресла той же архитектурной школы, квадратный стол с табуретками, мраморный стоячий умывальник типа «Мойдодыр» и зеркало в полный вампирский рост. Самовыражался в меблировке один Хельмут, единственным моим вкладом было резкое возражение против ковра во весь пол. Ограничились толстыми камышовыми циновками.

За кружкой и кувшином – я присоединялся для компании – Хельмут любил предаваться философским изысканиям.

– Вот ты, Анди, думаешь, что это доброе пиво нужно телу, потому что тебя так приучили. На самом деле оно давно уже необходимо одной твоей душе, – так начинались беседы, варьируясь в зависимости от потребляемой жидкости. – А почему так?

– По закону, который сформулировал некий инопланетный ангелоид, – шутил я. – Вода бывает нужна и сердцу. Ты в ответе за тех, кого приручил, а они в ответе за тебя.

Правда, мои приручители и поручители не очень торопились ни брать, ни отдавать. Видел я их редко. Впрочем, это касалось вообще всех. Как объяснял тот же Хельм, необходимости прятаться и «вырубаться» днём, что считается традиционной для вампира, у них не было. Делились, как и все люди, на сов и жаворонков. Питались чем бы то ни было они от случая к случаю. А поскольку отходы производства у них, как и у меня в последнее время перед главосечением, выходили через кожу, были они полными фанатами мытья. В тот судьбоносный день Волкам пришлось заранее расчистить передо мной дорогу.