Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

– Каландар, друг! Ведь все время случается такое, что рвет цепи, которые вы сами на себя наложили. Династические и почетные браки и, ручаюсь, сердечная склонность, как у короля Филандра и его…

– Видно, и впрямь судьба наши такая – к Снежнакам идти, – вздохнул Артханг. – Все пальцы туда показывают и все дороги ведут.

В своих устремлениях он был неколебим, как Катон Старший со своим Карфагеном, только тем ключевым словом, на которое он реагировал, было не разрушение, а любовь.

Вот так мы решились. До того мы много беседовали с коваши Перигором на земные темы. Надо было решить, что из моего хилого имущества отдать ему на сохранение, а так как оно состояло из пары носильных тряпок и книги, то книгу я торжественно вручила ему, добавив, что текстами, особенно маргинальными, они с Каландаром могут располагать как им вздумается. Только, разумеется, не стирать и не искажать. Еще я попыталась вернуть Перигору кольцо, упирая на его сказочную ценность и на то, что оно уже отыгранная карта. Зачем оно мне – в Андрии улика, в горах, может быть, и пароль, но такой, смысл которого непонятен?

Он отказался.

– На твоей руке оно так красиво звучит и смотрится, Татхи-Йони, – пошутил коваши. – Как знамение твоей женской судьбы, хоть ты тому и противишься.

Еще бы. Такое не для меня, уж точно. По традиционной логике вещей, мать двух взрослых детей – почти старуха. Зеркала Замка, нарочно сделанные из чуть подтемненного стекла (а ведь бросала я искоса в них взгляд, бросала), делали черты лица тоньше и загадочнее, но седина и тонкие морщины, которые тянулись поперек лба и от носа ко рту, прекраснейше оставались на своем месте. Русла пересохших ручьев и увядших страстей. Хорошо еще душа бодра, да и тело веселое: ноги прытко носят и в печенках не свербит.

– И на твоей могучей правой он был не хуже, этот перстенек.

Я нисколько не льстила и лукавила: расшлепанные на конце, узловатые его пальцы были на удивление выразительны, и золотая нежность перстня только подчеркивала это. Тем более, что змеиные извивы располагались на его безымянном пальце плотней, чем на моих тощих перстах.

– Я отдал кольцо навсегда после того, как оно выбило молнию между мной и юной госпожой Сереной.

– Так и со мной произошло подобное. Только вот сама не знаю, что.

– Верно. Однако я в свое время ждал случая, а не громового удара. Ты тоже жди. Говорят, последний из владельцев замыкает собой весь их круг.

– Оно ведь только начало свое путешествие.

– Как посмотреть. Что ты считаешь началом – возникновение идеи или ее воплощение?

Я не нашлась, что ответить: причинно-следственную связь некоторые мункские философы, равно как и инсанские, переворачивают по сравнению с формально-логической, считая, что событие, стоящее в конце цепи, провиденциально рождает из себя всю эту цепь.

По дороге через Андрию мой кортеж частью порассеялся, но немного и возрос. Кое-какие сельские мунки переняли у городских обычай заводить «своих личных» четвероногих: и не только сотрудников, как те фриссы, что подрядились везти до границы фургон с телегой, или охранные кауранги, но просто друзей-приятелей. Приятели и клиенты тащили за собой детишек, подруг, вообще тех, под которыми земля непрочно стояла, и андры шарахались от нас, как от неприятельского войска. Ущерба мы, однако, не чинили: двигались по пыльному гравию и дерновым тропам, исправно и щедро платили за еду, буде она требовалась. Мунки решили, что ни монет, ни ассигнаций, ни еды через границу с Болотом и Лесом не потащат. Лишь бы им самим на блокпостах не воспрепятствовали.

Граница почти незаметно рассекла широкую влажную равнину, над которой круглые сутки висел туман. Одежда липла к коже, волосы и шерсть обвисали. Никакое солнце не могло выпарить здешней влаги, которая поднималась из болот неиссякаемым полупрозрачным маревом. Но, как часто в Андрии, она не порождала иных плодов, кроме лихорадки и гнуса. Здешние блюстители тоже превратились в кисель, и их активность также стала бесплодна. Они даже не смогли удивиться тому, как нас много – ведь как мы ни старались рассредоточиться, шествие тянулось без конца, подобно гирлянде общепитовских сосисок. Так что пропустили нас, едва обыскав: набрались имущества впереди идущих аж до скуки – скарб у всех беженцев был единообразный, специально для таких особ и приготовленный, основная часть – спиртное и колдовские травки вроде слабых наркотиков, какие ни мне, ни мункам задаром не были нужны. Что интересно – Перигор и другие сильные «слушатели мыслей» готовы были поклясться, что даже начальство застав получило относительно эмигрантов весьма расплывчатые инструкции.

– Такие, что андры побоятся проявить инициативу, – пояснили они. – Еще перед самим первым министром ответишь.

Потом мы сколько-то двигались по равнине, пока не зашли за линию горизонта, которая спрятала и заставу от нас, и нас от заставы. Можно было, наконец, распрячь фриссов и снять колеса с наших скользящих тележек. Я удивилась – почему вертолеты сюда не залетают, да, кстати, и на блокпосте я их не углядела, как ни старалась. Коваши ухмылялись:

– Боятся. Эти андры недаром трусы – уж очень быстро можно грянуться оземь с полным баком или в зыбучий песок клюнуть. Здесь в небе то же, что у инсанов по всей стране: иная скрученность мира.

Но и земля тут была непривычной: иначе как бы наш маленький караван уже на второй день неторопливого продвижения сумел оказаться перед лицом Зимних Гор?

Горы. Как мне описать их? Они стерегли равнину, серо-зеленую и дымную от испарений, подобно гигантским опрокинутым воронкам, как конусообразные башни природной цитадели с усеченным и иззубренным краем – давно остывшие вулканы, потухшие плавильные печи, жар которых затянулся серым снегом и сверкающим льдом. Пологие склоны ближних вершин, на которых и стояли те деревья, что мы видели раньше, отслоились, будто декорация, и за ними полуобнаженные скаты едва не опрокидывались в небо. Каковы могли быть перевалы в этих крутых склонах: может быть, одни дикие ущелья? Можно ли будет придерживаться речных русел, или здешние потоки скачут с уступа на уступ, как архар?

– Простите меня, но я не альпинист, даже на горного туриста не потяну, – ошарашенно пробормотала я. – Перигор, Каландар, вы что, привязываетесь к куску мяса и ждете, пока местный орел не перенесет вас в место, где самоцветами можно набить все карманы и пазухи?

Они поняли: сказка о Синдбаде-мореходе была тут в чести, только имена другие.

– Нам просто нельзя заходить в страну Белых Волков очень глубоко, – объяснил Каландар. – Они не любят пустых вторжений. Дожидаемся, когда они позволят или даже прямо позовут. Иногда они отдают нам свое колдовство по доброй воле и приносят нам прекрасные камни, ковкую землю, живую кожу или что иное. Но никогда не на обмен, вот что удивительно!