Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

Мы прошьем все царство андров снежнацкой нитью. Укрепим его изнутри той связью, что будет нам угодна. Нужно ли тогда нам ниспровергать правительство, когда оно и так будет подспудно состоять из наших? Только подуть в манок, разбудить в нарожденном и повязанном любовью поколении его дремлющую суть… То будет идеальный переворот, чисто духовный, без борьбы и без убийства. Скрытый, медленный – и тем паче верный.

А к тому же Владетелю Эрбису, где бы он ни находился (а находился он в некоем поистине странном, странническомместе) и сейчас достаточно воззвать к родне «по сестринской линии», которая служила ему по праву, что выше любого писаного указа, как совершится и какой угодно материальный переворот: государственный, экономический и, пожалуй, даже религиозный.

Но пока мы ждали. Когда поспеет яблоко на ветке и сорвется вниз? Когда ореол, возникший тогда над костром, сгустится не в зверя – в человека? Когда – в который по счету раз – город Шиле-Бразза войдет, окруженный парадом планет и скоплением светил, – в точку Суда уже не по касательной, а прямо и всецело? И Суд будет Судом, а не символической аналогией? Во всей своей сокрушительной и прекрасной мощи?

Теперь – как мы готовились.

Девушки Белых Волков и раньше приходили в Андрию по-партизански и жили в малых торговых селениях, приглядываясь к холостым парням и подманивая их. Вопреки распространенному мнению, в городах было опасней: полиция нравов блюла чистоту расы, да и доехать и выехать чего-то стоило. Появляться им на Мункских Болотах было делом бесперспективным и нелояльным. Теперь же, когда мы договорились о транзитном проходе с коваши и о всяческом содействии с теми агентами леса, что оставались в Андрии, операция приобрела размах и масштабность. Мы могли устроить так, чтобы девушка поселилась со своим каурангом (не мужем, ибо, как уже говорили, зачем тащить в Тулу самовар, а в Шиле…), с котом, приятелем или подружкой, которых ради такого случая отпустил от себя Лес, – в доме старого хозяина, покинутом четвероногими во время Великого Исхода домашних любимцев. Зверюги служили визитной карточкой и символом прощения. Что происходило в стенах дома потом, с каким стыдом и облегчением принимали там «возвращенцев» заодно с «новопоселенцами» – можно было только догадываться. Всеобщее озлобление к этому времени перегорело, а бдительность хотя и усилилась, но стала вполне казенной. Бэс и Шушанк утрясали паспортную проблему, не такую и сложную в стране беженцев и рабов. Ради этого они восстановили прежние связи и выгребли все Бэсовы денежки из банков. Они – но по большей части Бэс, потому что его хозяин вошел во вкус высотного отшельничества.

Было ли нам стыдно – мне, моей Триаде и снежнакам? Нет. Андрского доверия мы вовсе не обманывали, да и не было оно абсолютным с самого начала. Теми, кто решался открыть душу и сердце нашим вестникам, истина овладевала быстро и захватывала их полностью. Они принимали ее, а приняв – подчинялись: в том-то и была главная прелесть нашего плана, что он обеспечивал постепенную и поступенчатую селекцию единомышленников. Все те, кто делал первый шаг навстречу – радовались своему псу, коню, кошке – были сочувствующими, те, кто дружил с красавицей снежначкой (по паспорту белокожей инсанкой) – укрывателями. Тех же, кто подпадал под обаяние ее доброты и чистоты, мы спокойно числили в союзниках. Предать они могли, разумеется, такова уж натура андрская двуногая – но случалось это на удивление редко и без особых последствий. Ну, а мужья и возлюбленные – те становились нашими по крови и плоти, и моральное их состояние вообще переставало быть для нас проблемой. Главное – они были, наша безопасность по сравнению с достижением цели не стоила почти ничего.

Мы взламывали клетку всеобщей трусости, соскребали кору заблуждения – и ставили андров лицом к лицу с их давешним кошмаром. Каждого по отдельности: так мы истребляли стадо. Потом мы показывали каждому, как много подобных ему смельчаков и как они сильны – так образовывалась новая общность. Мы вели бескровную войну и добивались бескровной победы.

Я разъезжала с Бэсом по всей стране, кроме Леса (наверное, боясь, что вторично не смогу его покинуть), возвращалась в Горы, где у меня были мой сын и мой Шушанк. В стране, где после объявления независимости все кипело, можно было, как здесь говорят, спрятать и льва, переодевши кошкой; тем не менее, что-то останавливало меня рисковать Артхангом, а, может быть, он и сам дожидался оказии, которая сделала бы из него кое-что получше разъездного чиновника при «царственной матери». Во всяком случае, он не настаивал, а напротив, глаз почти не казал во время моих наездов – видимо, обделывал свои делишки.

И вот как-то мой блудный сынок объявился с клеймом полного торжества на дурацкой морде.

– Мама, я хочу спеть Хрейе кхондскую песню, – объявил он с порога.

– И какого жанра, – спросила я, видя, что он еле поздоровался, и то небрежно. – Эпиталамного?

Он кивнул.

– Экий ты скорый за моей спиной. Принципиальное согласие получено или еще нет? Если окажется, что ты спятил в одиночку?

– Ну… без решения матери она не захочет, это я понял.

– Чьей матери, твоей или ее?

– Обеих.

– Примерная какая дочка, даже удивительно.

– Мама, она же вторая Серена, а третьей мне не отыскать.

– Н-да. Время, конечно, вас подпирает. Молодость прошла, жар сердца отгорел…

…И вот я выступаю в роли свахи. О Господи!

Надо сказать, что те мои кхонды, что тайно проживали в Андрии, не заключали с Белыми Волчицами ни браков, ни даже любовных союзов: слишком ошеломительной казалась им их стать. Кауранги были вроде как понахальнее – это в прежнее время их скорее умыкали, чем добивались доброго согласия. Лишнее говорить, что и смирение, и дерзость мужчины проявлялись не в самом более или менее ясном предложении дамы, а в ответе на него. Да и направлены подобные старания Белых Волчиц казались более на двуногих.

Когда мы с Бэсиком расписали госпоже Иньянне обстоятельства и выгоды первого официального кхондско-снежнацкого союза, она ответила согласием. Однако дело оказалось вовсе не простое. Детки ведь хотели не только размножиться с приятностью, но предварить это «священным», или «царским», согласием.

– По нашему закону, я могу отдать Хрейю за вашего сына, только если он захочет сразиться – хотя бы вничью. Он это понимает? – сказала Иньянна.

– В пробных играх я побеждал всех кхондских молодцов, хотя в настоящем гоне ни разу не участвовал, – скромно высказался Арт. Дескать, смотрите, каков я – и храбрец, и девственник, ё-моё! – Что же, померяюсь со Снежными Псами. Не сильнее же они меня, в самом деле. Лишь бы в андра не перекидывались.