Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

Он принял из моих протянутых рук котенка: наши кольца на мгновение соприкоснулись. Агнесса открыла глазенки и, наконец, узнала отца, но, наверное, решила, что он часть ее сна. Бережно опустил за пазуху, где она рефлекторно за что-то там уцепилась.

– А теперь я буду прощаться с дамой Тати, – внезапно Мартин подвинулся ко мне так близко, как мог, и глянул прямо в лицо, так что я не успела, по всегдашней учтивой манере Живущих, отвести глаза, а потом и не смогла. – В первый и последний раз я назову ее «ты», потому что она для меня одна такая на свете; поэтому пусть не обижается…

– Дама, ты говорила мне, что истые кхонды не любят смотреться в зеркало, но только в глаза друг другу? Я бы сказал: посмотри в мои зрачки, но ты в них перевернута. В них ты увидишь себя седой: но ведомо ли тебе, что седина, подобная этой, означает не старость, а лишь умудренность жизнью?

– Еще я знаю от тебя, – продолжил он, – что кхонды любят смотреться в воду, но вода текуча, она смывает с себя отметки времени. Ты увидишь себя молодой, но подумаешь – морок; и не поймешь, какая сила влечет меня к тебе такой, как ты стала. Но посмотри в серебряное зеркало луны, в золотое зеркало солнца: в серебре отразится красота твоих черт, в золоте – тепло твоей души. Я хочу, чтобы ты узнала в себе ту, о ком ведаю я: прекраснейшую и достойную любого чуда. И поверила мне, что я не лгу. Ибо какая мне в том ныне выгода?

Мартин уже завладел и моими руками, и всеобщим вниманием. А я – я плакала, почти того не замечая, первый раз в этой жизни не думая ни о своем достоинстве, ни о том, к лицу ли мне эта влага и это гримасничанье. Вообще ни о чем не думая… Как я, такая всеведущая, не понимала: что иное тянуло его к Серене, что привлекало, если не отблеск моего естества? Что заставляло искать моего общества, что подсознательно раскалывало династический союз с младшей и притягивало к старшей… все время, вплоть до дня сегодняшнего суда?

– Круг замкнулся, кольца встретились вплотную, и ударил гром, – произнес коваши Перигор. – Молнию не всегда видно, когда двоякие камни смыкаются, и когда их разводят в стороны – тоже. Потому что судьба им разомкнуться: вы же сходитесь еще и в том, что оба скитальцы. Ты ведь, Татхи-Йони, слишком наполнилась, чтобы снова возвратиться в свою исходную точку – Лес.

– Но я знаю, что мы снова встретимся, когда закончатся наши пути, потому что я снова нашла тебя, Одиночный Турист, и снова не так, как надо… – говорила я бессвязно. – Когда-нибудь мы окончательно найдем друг друга, правда? И уж это будет удачей.

– Встретимся, – подтвердил Март. – Я буду терпелив, моя возлюбленная. Я буду терпелив, брат мой Даниэль: моя боль со мной, она – кремень, что изострит мою душу и высечет из нее искры.

И он ушел ото всех нас, впервые напевая свою, а не братнину песню, полупрозаическую и нескладную, богохульную и благоговейную, перегруженную никому, кроме разве что меня, не понятными аллюзиями и реминисценциями, взятыми изо всех времен, включая мое родное. Вот она:

…Они все переженились, мои апостолы, все, кроме Всевечного Бездомника Даниля-Даниэля, который вообще оказался вытеснен из этой оперы наверх; даже я, хотя и не вхожу в их неопределенное и зыбкое число, можно сказать, сговорена… за Иуду раскаявшегося и прощенного – впрочем, кто знает, каким был тот легендарный уроженец Кариота. Так или иначе, все мы сотворили необычное.

И Мартин? Так спросила себя я. Да, и Мартин первый из нас.

Я все отладила, послужив химическим катализатором необходимых реакций, и сей мир нашел свою предначертанную судьбу. Будут появляться существа, чьим кардинальным признаком будет постоянная изменчивость форм, и в этой пульсации, этом вечном биении и вечном бою высокий разум не потеряется – напротив, обогатится, выучившись отделять субстанцию от акциденции, оболочку от сущности. И определит себя.

Я покупаю чепуху. За кинтар тяжеловесных золотых монет – семьдесят семь аршин кисеи, сотканной из лунного света. Эй, приказчик, измеряй ее бережнее и тщательней! Что, хотел бы я знать, дашь ты мне в обмен на наиболее весомое во мне и более всего меня тяготящее – мое драгоценное эго? О азарт настоящего торга – бросить на твой прилавок свою драгоценную самость!