Юрий Никитин - Насты

И все-таки омоновцы, подчиняясь крикам сзади, напирали, как гигантский гидравлический пресс, что сминает даже автомобили в металлические брикеты. Тех, кто отбивается с земли руками и ногами, ухватывали за конечности и уволакивали прямо по земле к автобусам.

Несколько палаток, которые беспечные демонстранты успели установить и даже расположиться в них, снесли в заварухе, как слоны собачьи будки.

Я наблюдал, как идет драка, сам несколько раз ввязывался, но обошелся без заметных ссадин, успевая принимать удары дубинок на плечи и спину.

Наконец, когда ОМОН отвоевал половину площади, я закричал:

– Все-все!.. Уходим! Насты… отступаем!

Зяма прокричал отчаянным голосом:

– С победой отступаем!

Люська поддела на палку, оставшуюся от плаката, как на пику, блестящий черный шлем, сбитый с головы омоновца. Он выглядел как отрубленная голова врага, в одном месте даже осталась засохшаяся кровь.

Еще одна группка вырвалась из схватки, с диким хохотом пиная перед собой такой же шлем.

Валентин сказал понимающе:

– Обкуренные…

– Люська, – сказал я, – брось шлем.

Она посмотрела обиженными глазами.

– Но это трофей…

– Пусть другие собирают, – сказал я.

А Зяма добавил:

– Их пусть и вяжут.

Люська поняла, скинула шлем, тот покатился, как футбольный мяч, к нему сразу устремились хохочущие подростки.

Данил довольно загоготал и сказал ликующе:

– Люблю такие народные гулянья!.. Это как в старину кулачные бои стенка на стенку, улица на улицу, село на село…

– Националист, – сказал Зяма с достоинством. – Про культуру Интернета слышал?

– А ты про подпольные кулачные бои без правил? – отпарировал Данил.

Вернулись еще не поздно, в такое время по домам расходиться просто стыдно, я дал Гаврику денег, тот заскочил в винный магазин, а мы напрямую направились к офису.

Зяма со смехом рассказывал Валентину, словно тот в это время был где-то на Марсе, что ни милиция, ни ОМОН так и не врубились, оттуда взялись палатки, кто их привез и роздал.

– Клево сработал госдеп, – согласился Валентин. – Что значит, их люди здесь везде.

– У штатовцев деньги жабы не клюют, – сказал Грекор завистливо. – Правда, это же наши доллары там крутятся… Ими же нам и платят.

– Помнишь, – сказал Данил, – идут Иван и Абрам… нет, лучше Зяма! Идут Иван и Зяма, видят куча – говна. Зяма и говорит: «Иван, съешь, сто долларов дам!..» Иван, подумал, деньги неплохие за такой пустяк, взял и съел. Зяма идет довольный, лыбится, Иван сопит, сердится. Видят, еще куча говна, Иван и говорит: «Съешь – дам сто долларов!» Зяма пожадничал и съел… Нет, Зяму жалко, пусть это идет Абрам. Идут дальше, снова куча говна… у нас же Россия, сами понимаете, говно на каждом шагу!.. Абрам говорит: «Иван, съешь – сто долларов твои!» Иван съел, но когда встретили новую кучу, говорит: «Абрам, хочешь сто долларов? Съешь!» Абрам съел, получил сто долларов и говорит: «Слушай, а чего это мы говно едим и едим, а денег у нас не прибывает?»

Грекор хохотнул:

– Вот-вот!.. Заставляют говно есть и нашими же деньгами за это платят. Но с палатками верно, класс. Наши чекисты совсем зажрались, жопы из кресел поднять не могут. Как вспомню, что палатки привезли на трех грузовиках, сгрузили так это деловито и уехали, а наши менты только через час спохватились: кто, куда, зачем, кто разрешил?.. Умора…

Мы расположились за столами, Люська тут же по-хозяйски заказала пиццу с расчетом, чтобы хватило на всех, примчался захеканный Гаврик, держа перед собой и откинувшись назад корпусом, целый ящик молдавского вина.

Зяма поморщился.

– Мог бы и французское, платит все-таки госдеп…

– Ха, – ответил Гаврик, – зато кто станет молдавское подделывать?

Данил и Грекор, как самые ловкие в таких делах, начали раскупоривать, Люська заахала, что бокалов совсем нет, как и рюмок, а только кофейные чашки и кружки, но есть упаковка разовых бумажных стаканчиков…

Пока они хлопотали, я рассеянно вспоминал, как мирная демонстрация неуловимо быстро перешла в немирную, с каким ожесточением пошла драка, но и потом никто не стыдился выплеска звериной энергии, а как раз напротив…

Вообще-то и раньше замечал горделивость людишек своей сволочностью, жестокостью, жаждой убийств, пыток, что полностью подходит под «сранье под чужими дверьми», только сранье более высокого уровня. Заметнее всего это любование показано в книгах, фильмах, комиксах, анимации, хентаях.

В них, к примеру, могущественная галактическая цивилизация, увидев землян во всей красе, в ужасе решает уничтожить этот сволочный народ, так паталогически стремящийся убивать друг друга, разрушать все и всем срать под дверью, живущий в непрекращающихся кровопролитных войнах… и тут кто-то из простых обычных землян, ну там проститутка или киллер, говорит им что-то типа: ну такая уж у нас широкая душа – срать любим, убивать обожаем, воровать и грабить, но несмотря на все, мы все же хорошие! И галакты тут же передумывают…

В фильмах «Моя мачеха – инопланетянка» и «Пятый элемент», которые я недавно пересматривал, межзвездные красотки в облике Ким Биссенджер и Миллы Йовович, увидев, с какой жестокостью земляне истребляют друг друга в бесконечных войнах, решают не спасать их от неминуемого уничтожения галактическими силами, но затем, влюбившись… всего лишь влюбившись!.. решают, что земной цивилизации следует оставить жизнь и даже свободу, хотя понятно, что натворит, когда такие вырвутся на галактические просторы.

И хотя вроде бы намекается, а иногда и прямо говорится, что вообще-то в глубине души мы в принципе еще ничего да прекрасные местами, но, во-первых, это где-то в глубине, на очень большой глубине, а во вторых, любование мощью истребительных войн, сражений, битв и массовых убийств настолько эпично и преобладает над слабеньким писком типа «… вообще-то мы хоро-о-ошие…», что сразу понятно, люди гордятся силой и жестокостью, а вовсе не хорошестью.

Данил разлил вино по чашкам и стаканчикам, Грекор бодро вскрикнул:

– За победу!

Никто не откликнулся, все смотрят на меня. Я с неохотой поднялся, взял стаканчик с вином. Обычно в любых компашках идет скрытая борьба за лидерство, я в таком соревновании никогда не участвую, но как-то получается, что слушают больше меня, словно другие во мне видят больше, чем вижу я сам.

– Да, – сказал я, – за победу… на первой ступеньке. Теперь с нами не смогут не считаться. Мы показали, что мы настроены серьезно.

Данил рявкнул:

– С днем рождения!

– Этот день войдет в историю, – заявил Зяма саркастически.

– Кто знает, – пробормотал Валентин так негромко, что почти никто не услышал. – Только… как?

Все поднялись и сдвинули над серединой стола чашки и бумажные стаканчики, а затем стоя выпили.