Юрий Никитин - Насты

Зяма оглянулся, помахал рукой.

– Привет, бугор. Так вот, я и говорю, чего МИД достигнет таким заявлением? Люди перестанут бежать из страны? Уже уехали почти все бизнесмены, ученые, даже простых инженеров убежало тьма кромешная!.. Кто не смог в Англию, те на Украину и в Белоруссию. Остались только те, кто не отличит правую руку от левой… Вот с ними наработаем!

Я молча прошел к своему столу, врубил комп, по экрану бежит лента новостей, но слышал спор членов моего высшего комитета спасения… или как его бы назвать, и время от времени поглядывал на них, ироничного Валентина и вовсе саркастичного Зяму.

– Америку, – проговорил Валентин с достоинством, – всегда во всем обвиняли. Пусть даже справедливо, но разваливается то, что и так готово развалиться. Нет уж, все не так…

Зяма спросил предельно наивно:

– А как?

Валентин отмахнулся.

– Скрипочка, тебе не понять…

Зяма обиделся:

– Скажи еще коронное стариков: «Поживи с мое – умнее будешь!»

Валентин замотал головой.

– Ни за что!.. Молодежь не принимает никакие доводы, она признает пока одни эмоции. Насчет мудрости можно говорить только иносказательно или на далеких примерах. Или на их товарищах.

– Например?

– Ну, каждый из молодых считает, что все уже знает и ко всему готов. Но в отношении своих приятелей он так не думает. И вот тут-то и можно начинать осторожно с такого вот мотива: вот твоему другу Пете пятнадцать лет… Как ты думаешь, он в двадцать лет будет умнее? Да, ответит любой. А в тридцать?.. Еще умнее!.. А в сорок?.. Еще умнее!..

Зяма скривился.

– Думаешь, посмотрит на отца и подумает, что тому как раз сорок?

– Может быть, – ответил Валентин, – а может, и нет. Но ему можно намекнуть, что это же относится и к нему, что в сорок лет будет умнее себя нынешнего. И указать, что сорокалетних на митингах почти нет, кроме вождей, что пытаются за их счет решить свои проблемы. Люди старшего возраста не участвуют в митингах и не ходят бить витрины и жечь автомобили. Понимают, к чему это приведет. А двадцатилетние еще не понимают. Но, к счастью, в России, повторяю, их мало. И подобные варианты разрушения России вроде бы пройти не должны… гм… не должны!

Зяма буркнул:

– Мало ли что не должны. Россия – страна вне всякой логики. А вариантов вообще-то масса. На Западе целые институты созданы, днями и ночами огромные коллективы работают над планами разрушения России.

Валентин вздохнул:

– То-то и оно…

К их разговору прислушался Данил, спросил с интересом:

– Валентин, что тебе не нравится? Ты же у нас западник вроде?

Валентин поморщился:

– Я же сказал, считаю США оплотом науки и даже культуры. И хотел бы, чтоб у нас президентом стал Билл Гейтс или этот, как его, который основал Линукс. Но, к сожалению, политика США в отношении России направляется тупым и пьяным американским футбольным фанатом, чей интеллект равняется скамейке, на которой сидит во время матчей. И тут я, будучи патриотом США, вынужден стать на защиту России.

Я сказал саркастически:

– Ну наконец-то!

Он грустно усмехнулся:

– Увы, это мало что дает. Скажу больше, будь я президентом Соединенных Штатов, это все равно ничего бы не дало. Дело в том, что при всем засилье в Штатах тупых фанатов бейсбола и толстых домохозяек… пока что именно Штаты являются бесспорным лидером в науке и разработке новых технологий. Только на них надежда, это в Штатах вот-вот откроют бессмертие, создадут источник бесплатной и неисчерпаемой энергии и решат все проблемы с голодом во всем мире…

Я буркнул:

– А при чем здесь Россия?

Он вздохнул:

– В засилье именно тупого большинства, которое рвется в правительство, и в бизнес, и даже в науку. Я говорю про Штаты. Есть признаки, что научная деятельность начинает затормаживаться, а это самое опасное!.. Из Африки постоянно прибывают беженцы, а через границу с Мексикой там уже половина Южной Америки… Потому Штатам срочно и остро нужны российские ученые, инженеры… вообще русские.

– Почему?

Он загнул палец.

– Во-первых, именно из них получаются наибольшие патриоты. Вспомните, в Израиле местные устраивают гей-парады, а прибывшие из России сразу вливаются в самые ультраправые партии и становятся святее папы римского. Или кто там у израильтян вместо него… Второе, российские ученые, изголодавшиеся по работе, хватаются за любое дело, работают без выходных и отпусков, они горят на работе!.. Третье, русские – очень талантливый народ, если занимается наукой, а не пьянством. А четвертое… гм… это можно и не говорить, некорректно, однако в Штатах белая раса вот-вот станет меньшинством. А прибытие нескольких миллионов русских позволит выровнять пропорцию…

Ребята зашумели, по голосам не видно, что все «за» или все «против», чуть ли не дискуссия постепенным переходом на личности и быстрым в мордобой.

Данил сказал зло:

– А ты хто, не патриот?

– Да патриот я, – сказал Валентин, жутко морщась, – патриот… Но вы же понимаете, как дети века Интернета, сейчас мир един… с центром в Соединенных Штатах. Научным и культурным центром планеты! И всем нам, где бы мы ни были, в каких странах ни появились на свет, мы должны поддерживать Штаты, так как это единственный путь к техническому прогрессу, который обещает так многое.

Я пробормотал:

– И что… если несколько миллионов ученых, медиков, инженеров уедут? Что с оставшимися?

Он вздохнул, развел руками.

– Не бывает решений, устраивающих всех абсолютно. Когда на поле боя падают двое ранеными, медики должны как можно быстрее выяснить, у кого больше шансов выжить, и на том сосредоточить усилия. И вторым займутся, если успеют, потом… Вы же понимаете, что цвет российского народа переедет в Штаты и займет там достойное место… А кто останется? Пьяницы, бомжи, преступники…

– Ну почему же, – возразил я, – а писатели, киношники, музыканты?

Он отмахнулся.

– Анатолий, ты сам российское кино смотришь?.. Включи новости за сегодняшнюю ночь! Вот это кино, всем кинам кино…

Зарево пожара прекрасно и величественно, огромные здания вдали дрожат и колеблются, словно нарисованные на полотнище, колыхаемом ветром, небо кровавое, тучи снизу жутко подсвечены красным, это всего лишь отсвет того ада, что творится на земле, но наверху распространяется все шире, опережая пожар внизу, уже полнеба горит и плавится…

Сорванный голос корреспондента уже не звучит радостной скороговоркой, на этот раз я отчетливо расслышал страх, усталость и некую безнадежность, словно впервые захотелось поговорить о цветочках, а их как раз больше и нет.

Погромы, как он сообщил, распространившиеся из центральной части Москвы на окраины, уже потеряли идеологическую окраску смены власти, и теперь это простое мародерство.