Олден Белл - Жнецы суть ангелы

— Гораций пропал. Он подошел слишком близко к зомби. Тот цапнул его за руку, и после этого парень уже был не в себе. Он какое-то время держался, ожидая, что умрет или превратится в слизняка. Нужно сказать, что он боролся с чумой в два раза дольше, чем мы ожидали.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Однажды утром мы с Клайвом проснулись, а его с нами уже не было. Он оставил все вещи и ушел. Мы подождали его до заката, но он не появился. Наверное, люди чувствуют начало изменения. Понимаешь, что я хочу сказать? Смерть — стыдливая тварь. Вот почему он ушел от нас, когда это случилось.

Ли прикурил сигарету, откинулся на спинку скамьи и, вытянув ноги, скрестил лодыжки.

— Клайв предложил продолжить наше путешествие. Но я устал от однообразия — точнее, от рутины, если ты хочешь знать правду. Я сказал ему, что собираюсь податься на запад, чтобы присмотреться к общине, которая, по слухам, образовалась в Калифорнии. Перед тем как расстаться, мы оставили знак для Горация под перечным деревом. Написали ему, где нас искать. Природе это никак не повредило, а у нас на душе отлегло.

Ли стряхнул пепел на тротуар и провел тыльной стороной ладони под носом.

— А ты как поживала?

Он кивнул в сторону Мори, который сидел на бордюрном камне с букетиком диких цветов в больших руках.

— Похоже, ты нашла себе верного спутника.

Она рассказала ему о Мори. О том, как наткнулась на него почти сразу же после расставания с Ли. О том, как слабоумный парень нес на руках свою бабушку, а его преследовали слизняки, мечтавшие устроить веселое пиршество. Она рассказала, как нашла в его кармане записку с именами и адресом техасских родственников. О том, как она пыталась отвезти туда Мори, но каждый раз что-то возникало на ее пути и отвлекало от этой миссии. Темпл вскользь сообщила, что недавно угодила в неприятную историю, однако не стала вдаваться в детали. Достаточно было сказать, что она и без того уже влипла во множество сомнительных дел.

— Короче, ты получила несколько синяков и царапин, — подытожил Ли, осматривая ее, словно заботливый доктор. — Тем не менее, судя по твоему виду, ты неплохо справилась с задачей выживания.

— Да, — согласилась она. — Оставаться живой не так уж и трудно. Сложнее не сбиться с правильного пути.

— Что ты имеешь в виду?

— Я совершила несколько проступков, о которых не хотела бы говорить.

— Сестричка! Каждый человек в наше время имеет коллекцию подобных дел.

— Возможно, ты прав. Но после одного из них я чувствую себя так, как будто проглотила что-то гнилое… Ну, типа заплесневелых бобов из консервной банки. Это понимание разъедает мне сердце, живот и мозги.

Темпл содрогнулась всем телом и, выпрямившись, скрестила руки на груди.

— Что-то я расхныкалась, — сказала она. — Долгие раздумья приводят к депрессии. Вот почему нельзя замедляться в пути. Мозг устает от безделья, и вылечить его может только дорога.

Ли кивнул и затянулся сигаретой.

— Могу я задать тебе один вопрос? — спросил он.

— Попробуй.

— Когда ты ударила меня… За кого ты меня приняла?

— Вот об этом мне и не хочется думать.

— За кого?

— За парня, которому я не помогла… Я бросила его на верную смерть.

Поезд шел довольно медленно, чтобы каждый потенциальный пассажир мог посигналить и остановить состав. Тем не менее он двигался достаточно быстро, чтобы слизняки не успевали забраться в вагоны. Иногда они пытались сделать это. Зомби цеплялись за металлические выступы вагонов. Временами им удавалось болтаться там целую милю, пока их хватка не ослабевала. И они падали около рельсов, как комья грязи, сорвавшиеся с колес. Если группы слизняков шагали по рельсам, поезд давил их, оставляя позади себя перекрученные массы, которые не распознал бы ни один биолог.

С приходом ночи страна окрашивалась в черный цвет. Ходовые огни поезда освещали кустарник, мимо которого они проезжали. Время от времени из полотна сорной травы и колючек выглядывали лица зомби, следивших за перемещением поезда, как будто железнодорожные рельсы вели на мрачные луга асфоделя, [7] Асфодель — символ смерти и траура, ассоциируется с кладбищами и руинами. Считалось, что это была пища мертвых в царстве Аида. где толпы местных мертвых встречали странников, прибывших из страны живых людей, и выказывали им уважение.

Изредка вдали мелькали слабые проблески костров — смутные и едва уловимые. Уилсон утверждал, что это были миражи, природные иллюзии, которые удалялись каждый раз, когда вы приближались к ним. Они походили на мерцающих сильфид, которые в древности заманивали путников в лабиринты и бесконечные пещеры. Не вся магия Земли проявляла себя благотворно. Темпл внимательно наблюдала за ними, и действительно эти туманные огни казались то очень близкими, то далекими. Временами она думала, что может склониться вперед и прикоснуться к ним рукой во тьме за дверью.

— Хороший способ для быстрой ампутации, девочка, — сказал один из помощников Уилсона, заставив ее отдернуть руку и отступить на шаг в вагон.

На следующий день, в воскресенье, несколько парней Уилсона присоединились к беженцам для проведения христианской службы. Попо-мексиканец читал отрывки из Библии. Его низкий монотонный голос заполнил вагон.

«Поле есть мир; доброе семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего». [8] Евангелие от Матфея, 13:38–40.

Люди молились: некоторые молча, другие нашептывали слова губами, третьи выдували сигаретный дым для Бога в небесах.

Темпл с интересом наблюдала за происходящим. Она знала, что Господь был слишком большим, чтобы нуждаться в восхвалениях, посланных слабыми детьми Земли. Он обладал великой мудростью и несравненной магией — например, блуждающими огнями, заводившими путников в звериные чрева, или такими чудесами, как луна и сияющие рыбы, которые выводили людей из тьмы назад в божественный свет.

Ночь прошла, и солнце снова поднялось над бескрайними пустошами, над улицами поселков, перегороженными ржавыми и сломанными автомобилями, над заросшими городскими бульварами с безлюдными зданиями и согнутыми фонарными столбами. Стрелки уличных знаков бессмысленно указывали в грязные лужи и в небо. Рекламные плакаты, с радостными лицами и разноцветными буквами, хлопали на ветру отклеившимися уголками. Витрины магазинов покрывала грязь десятилетий. Посреди перекрестков валялись велосипеды со спущенными шинами. Их колеса лениво вращались, словно крылья ветряных мельниц.

Некоторые дома сгорели и обуглились, другие наполовину обвалились. Многоэтажные здания покрылись трещинами, похожими на диаграммы с обувных коробок. Рухнувшие стены позволяли видеть картины уцелевших интерьеров или какой-нибудь телевизор на стойке прямо у зиявшего проема, где остальная часть гостиной рухнула на землю, превратившись в гору бетона, пыли и балок. Брошенные и никому не нужные игрушки гигантского ребенка.