Дмитрий Карманов - Я всемогущий

Вслух же я сказал:

— А разве он умер? Откуда информация?

Солодовников указал на листки оперативного отчёта, лежащие на столе. Я изобразил удивление:

— Посмотри внимательнее, Олег.

Он недоверчиво потянулся к отчёту, нашёл нужный лист.

— Готов поклясться, что ещё пять минут назад здесь было написано, что он умер! Удушье, подавился при приёме пищи — где всё это?! Не мог же я это придумать!

— Он и вправду подавился, — сказал я. — Чуть было не умер. Но врачи постарались — и сейчас его жизнь вне опасности.

Солодовников смотрел на меня глазами Фомы Неверующего, узревшего Христа.

— Ты просто ошибся, — успокаивающе сказал я. — Бывает.

Я внимательно посмотрел на дверь перед собой. Стальная, грубо сваренная, крашенная рыжей краской, она открывалась лишь после нажатия неприметной кнопки рядом. Я надавил на матово поблёскивающий кругляш и вышел из парадной на улицу.

Во дворе было тихо. Солнце наотмашь лупило по газонам, прячущим окурки среди весёлой травки. Понуро стояли тополя, свесив ветки, как усталые руки. На скамейке сиротливо притулилась пустая бутылка из-под пива. И не было ни души.

Почему-то захотелось снега.

И надо было бы закрыть рыжую стальную дверь, снова нажать на кнопку…

Но вместо этого я запрокинул голову. Там, наверху, возникло движение, прилетел ветер, тополя заволновались — и вот, из-под зелёных листьев, красиво подсвеченных солнцем, начал падать снег.

— Это неправильно, — сказал голос у меня за спиной. — Летом снега не может быть. Слишком тепло. Он растает, не долетев до земли.

— Это особый снег, — возразил я, не оборачиваясь. — Он не тает.

— Допустим, — ровно произнёс голос. — Но откуда он берётся? На небе солнце, облаков нет. Даже дождю взяться неоткуда.

— Ну и пусть, — нетерпеливо сказал я. — Нет облаков? Этот снег… — Я задумался. — Этот снег растёт на деревьях. На этих самых тополях. И падает, когда дует ветер.

— Тёплый снег, растущий на тополях… — Голос стал задумчивым. — В этом что-то есть.

Я постоял ещё немного, смотря на снежинки, водящие хороводы на асфальте пустого двора. Потом почувствовал, что за спиной уже никого нет.

Иногда я сам себе напоминаю персонажа старого фильма, виденного однажды в кинотеатре — ещё в те времена, когда формат «Dolby Surround» считался чуть ли не вершиной технической мысли. В той ленте обычный человек получает в подарок чудо-пульт, благодаря которому неприятные периоды своей жизни можно ускоренно перемотать. Постепенно главный герой стал пользоваться такой возможностью всё чаще — и быстро оказался в глубокой старости, лишь тогда поняв, что вся жизнь так и прошла — в режиме перемотки. И каждый раз, после очередного использования пульта, он пытался понять, куда и в какое время попал.

Я лежал на кровати в блаженном состоянии «Я проснулся, мне хорошо, спокойно и абсолютно всё равно, где я, что со мной, сколько сейчас времени и есть ли у меня какие-нибудь дела и заботы». Провалявшись бездумно минут пять, я всё-таки стал вспоминать, где я и когда я.

На вопрос «где» ответ нашёлся без усилий. Матово поблёскивал огромный экран плазмы напротив кровати. С фотографии на стене таращил глазища леопард. Ярко-оранжевые шторы безуспешно пытались прикрыть бледную заоконную Москву. Я был дома.

На вопрос «когда» ответил мини-компьютер на тумбочке, который услужливо подсказал мне число, месяц, год, а заодно дал прогноз погоды на сегодня. Судя по виду, открывающемуся из панорамного окна, реальность подтверждала пессимизм синоптиков.

Я отвернулся от осенней столицы и уставился в другую стену, на которой с фотографической чёткостью был нарисован пейзаж с аллеей, усыпанной тополиным пухом. Мне нравилась эта картина. Наверное, под её воздействием я и видел некоторые странные сны вроде сегодняшнего. Я попытался вспомнить, что же именно мне снилось под утро, но едва я сосредоточивался на этом, как детали уплывали. Оставался лишь образ тополиных пушинок, хороводящихся на асфальте.

За спиной послышалась трель входящего звонка. Я вновь повернулся лицом к окну и снял трубку.

— Доброе утро, Платон Сергеевич, — мой референт Ольга при всей своей скромной внешности обладала очаровательным голосом. Не знаю, какие струны в моей душе затрагивал этот тембр, но слушать его я мог бы бесконечно. Поэтому я просил Ольгу не слать мне сообщения, а всё говорить устно.

— Привет, Оля, — сказал я, едва удержавшись от того, чтобы добавить «Рад тебя слышать». Вместо этого я произнёс: — Что-то случилось?

— Нет, Платон Сергеевич, всё в порядке. Я хотела бы поздравить вас с днём рождения. Даже с юбилеем, сорок лет — это круглая дата. И передать вам поздравления, которые уже начали нам приходить. Премьер-министр Японии выражает…

— Подожди, Оля, — перебил я. — Кто там чего выражает — и так понятно. Приеду в Кремль — посмотрю. Ничего срочного нет?

— Нет, ничего срочного, — Ольга сделала правильную паузу и, убедившись, что я не прерываю, сказала: — В пятнадцать часов, если помните…

— Да, помню. Совещание с губернаторами. Предупреди, пожалуйста, всех, чтобы не тратили время на поздравления.

— Хорошо, — откликнулась референт.

Я дал отбой. Подумать только — сорок лет! Каких-то два с половиной года назад, победив на выборах, я стал самым молодым президентом в мире. И на волне этого растиражированного факта привык думать о себе как о тридцати-с-чем-то-летнем. Как о молодом. Как о начавшем жить совсем недавно. И вдруг — уже сорок.

Я прислушался к себе. Нет, на сорок я себя не чувствовал. Если честно, я всё ещё считал себя мальчишкой, который только делает вид, что он взрослый. И подозревал, что это и есть самая главная тайна всех людей средних, зрелых и даже преклонных лет. Все они тщательно скрывают, что сами — лишь дети, притворяющиеся взрослыми.

У детей есть садик, школа, институт, куда так не хочется идти. А у нас — работа и служба. И сколь ни были бы они хороши и желанны, всё равно просыпаться по утрам и куда-то идти совсем не хочется. Я нехотя потянулся и медленно выполз из кровати. В последнее время я совсем обленился — вставал поздно, на работу приезжал к обеду, а то и вовсе оставлял всё на Солодовникова и его министров. Хорошо, когда всё идёт хорошо. Правда, скучно.

Я попытался изобразить один из недавно освоенных комплексов упражнений йоги, однако мои потуги прервал вновь зазвонивший телефон.

— Что ещё, Ольга? — недовольно спросил я, разглядывая высветившуюся на экране фотографию референта.

— Извините, Платон Сергеевич. Звонит президент США, хочет лично вас поздравить…

— Ответь за меня, пожалуйста. И давай больше не будем меня беспокоить по таким пустякам, хорошо? — Я был раздражён, сделал два глубоких вдоха, чтобы немного успокоиться, и продолжил на полтона ниже: — И раз уж он позвонил, передай, что я хотел бы встретиться, есть серьёзный разговор. На завтра же у нас ничего важного не запланировано? Ну, значит, завтра.