Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

Кир пел, бил пальцами по струнам. Купался в собственной музыке, в восхищении и любви — к публике, несомненно, самой лучшей, к ребятам из группы, к самому себе, наконец! Приглушенное освещение на сцене на мгновение сменилось яркой вспышкой — задуманная деталь для усиления эффекта. Задуманная, но все же по глазам ударило так неожиданно… Ударило, напомнило, защемило в груди. Ослепляющая звезда, ворона со сломанным крылом, яркий неземной свет…

Его нет. Того, что он пытался возродить песней, нет. Кир не прекратил петь, восторженный зал никуда не делся, но почему-то вдруг стало пусто. Что ему нужно? Почему во дворе с выродками свет был, а здесь — нет? Стоп! Вот оно, только что промелькнуло. Не электрическое, нет, то, что можно почувствовать лишь сердцем. Где-то в этом зале, не скажу точно где, но есть…

Лучик. Робкий, блестящий, несчастный… Девушка. Одинокая среди ставшего единым целым залом. Что ты потеряла? Парня, небось. Вы, девчонки, вечно нас теряете… Вспышка света. Хрустальное облако трескается пополам, разлетается осколками, обнажая до боли лазурное небо. Да, парня потеряла. Погиб в автокатастрофе месяц назад. Подруга вытащила на концерт, чтобы хоть как-то развеялась. Бьет свет в глаза, ослепляет золотом, растворяет в себе и сцену, и зал. Держись, родная, сегодня я пою только для тебя!

Зал притих. Песня закончилась с минуту назад, а публика молчала. Неужели не понравилось? Хотя нет, с чего бы тогда по всему залу качались зажженные зажигалки в такт музыке, не замечая, что затихла уже музыка. Что погас свет…

— Кир-ка! Кир-ка!

О! Проснулись наконец.

— Кирка — бо-о-ог!

— Кирилла в президенты!!!

— Ки-и-ирка-а-а-а-а!

— Спасибо! — Он вскинул руки, зал постепенно притих. — И помните, как бы ни было одиноко, всегда есть лучик света, который светит только для вас!

Она дождалась его у «черного» выхода. Кир ее именно такой и представлял. Русые прямые волосы, печальные серые глаза. Чем-то на Динку похожа.

— Я хотела сказать вам спасибо, — тихий голос, спокойный. — Вы не представляете… Вы, наверное, это слышали сто раз, но ваша музыка…

«Нет, девочка, не сто. Впервые от тебя слышу».

— …мне… Я будто бы на мгновение увидела что-то, что давно искала. Я просто хотела сказать спасибо за то, что в этот день мне стало немного светлее.

— Я рад. — Кир сам не понял, почему слова застряли в горле.

— Крылья… Кто-то сможет понять, верно?

— Да, конечно. Я понимаю…

— Кирюха, поехали! — Максим нетерпеливо потянул за рукав. — Давай, накалякал девочке автограф — и цыгель-цыгель ай-лю-лю!

— Прощайте! И спасибо еще раз! — сероглазая улыбнулась и пошла прочь.

— Извините. Кирилл, извините меня, — красивая молодая брюнетка перегородила дорогу. — Я всего на два слова.

Кир улыбнулся фирменной улыбкой. Он уже начал привыкать к поклонникам на улицах. Хотя… У самого дома его еще никто не подлавливал. Кроме соседей, разумеется.

— Вы общались с Настей…

— С кем?

— Господи. Глупо, как глупо. Зря я приехала. Вы, конечно же, ее не помните.

— Кого? — стоило бы сослаться на дела и убраться от странной барышни. Тем более что дел хватало. Но… что-то тревожное шевельнулось в душе, пригвоздило к асфальту.

— После вашего концерта. Две недели назад в Киеве. — Брюнетка вцепилась — аж пальцы побелели — в лямки маленького заплечного рюкзака; было видно, что каждое слово дается ей с трудом. — Вы говорили с девушкой, у «черного» выхода. Она… Вы ее не помните.

«Сероглазая!»

— Помню! — Он почти закричал, испугав соседского старика. Тот покосился, что-то пробурчал и поковылял к подъезду. А Кир добавил уже спокойней: — Я помню ее. Очень милая девушка. Только имени я не запомнил. Настя, говорите?

— Она просила вам передать… — брюнетка полезла в рюкзак. — Я специально приехала в Харьков. Я, простите, следила за вами вчера, после вашего выступления. До самого дома. Но вы были…

Пьян я был, можешь так и говорить, девочка. А лучше скажи наконец, что стряслось там у вас с Настей?

— Мне нужно было наедине… Это последняя просьба.

— Последняя? Что…

Девушка протянула ему свернутый вдвое листок бумаги. Почему-то очень не хотелось его разворачивать. Хотелось, чтобы брюнетка, ее рюкзак и побелевшие пальцы оказались похмельным бредом.

Он поднес листок к глазам.

«Для Кирилла Сырцова. Спасибо еще раз за свет и за крылья. Теперь мне не страшно уходить».

— Это шутка такая? — Кир обратился к брюнетке в уверенности, что той уже и след простыл. Она стояла чуть в стороне и тихонько плакала.

И вопрос о шутке сразу отпал.

— Идиотка! Дура чокнутая! Как она посмела припереться к тебе с этой запиской? — Макс метался по студии. — А ты ее еще и в кафе потащил! Неужели непонятно — сумасшедшая фанатка? Две сумасшедшие…

Кир молчал. Смотрел куда-то в пустоту, а видел, как…

…Хрустальные облака разлетаются на части. Серые глаза смотрят с благодарностью. Черное крыло купается в золоте. Печальная девушка уходит, чтобы никогда не вернуться. «Спасибо за то, что в этот день мне стало немного светлее». Последний день.

— Она прощалась, а я и не понял… — Мир в один миг опустел, рухнул, оставив тупой вакуум, сквозь который с трудом прорывались слова Максима.

— Что? Да ты ее первый раз видел! Так! Не смей брать дурного в голову! Слышишь? Ты ее не убивал!

— Но и не спас.

— Да что ты городишь такое? Послушай меня…

— Она мне снилась. После концерта.

— Мне она каждую ночь снится. — Брюнетка, Таня, теребила в руках рюкзак, даже не притрагиваясь к заказанному для нее кофе. — Не могу простить себе, что отпустила ее. Она выглядела такой веселой после концерта. Мы расстались в метро. Надо было проводить до самого дома.

— Вы не виноваты! — Глупая фраза, но надо же сказать хоть что-то.

— Она написала записки — мне и родителям — еще до концерта. Только вашу дописала после… Видимо, пока я в уборной была. И подложила в мой рюкзак. Видимо, опять же, пока я…

— Татьяна. — Кир попытался взять ее за руку.

— Мы расстались в метро, и она бросилась под поезд.

— …рось! Ты слушаешь меня вообще?