Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

— Это продолжается! — взревел хозяин реки с такой ненавистью, что, казалось, она может растопить весь снег на три версты окрест. — Это каждый год продолжается!

Он неуловимым движением скользнул к человеку, стал вплотную, дыхнул тиной и омутом:

— Каждый год, слышишь?

— Но мы-то по незнанию, — выдавил Мартын неожиданное оправдание. — Это ж вера наша. Как Спасителя крестили, так и мы кунаемся в воду святую. Освященную.

Водяник скривил губы, кивнул на дровни:

— Тоже по незнанию? Я своих деток последний раз полвека назад видел подросшими. Бегаю, ищу сани иль возок какой — да все без толку. Все «по незнанию» перевернуто вверх дном.

— Полвека? — пробормотал Мартын.

Водяник отступил назад, махнул рукой устало:

— Ехал через эти места чужестранец какой-то. Остановился у шинка, возок не перевернул… Добрый человек. С тех пор полвека и прошло. Да еще пяток годов набежало. Столько рек стоит без хозяев, эх!..

Мартын покачал головой. Сгреб бороду в рукавицу, задумался. Водяник молчал. Пес тихо лежал в конуре.

В черно-синем небе беспечно перемигивались звезды.

Далеко за лесом пропел свисток, выпуская лишний пар из котла; трудяга-паровоз тянул вагоны то ли к Орше, то ли, наоборот, к Борисову.

Наконец Мартын решился — отнял руку от лица и шагнул к дровням. Взялся, напружинил тело и вернул сани на полозья. Наклонился, собрал выпавшую солому в охапку, кинул обратно в сани.

Потом, не говоря ни слова, не смотря на водяника, пошел в хату. Закрыл за собой дверь и прямо в валенках прошел в горницу. Сел у стола, подперев щеку кулаком, слушал дыхание своих женщин, пописк мышей, шум ветра и думал обо всем сразу.

Так до утра и не лег.

С первыми петухами поднялась Акулина. Посмотрела на мужа удивленно, но ничего не спросила. Взяла ведро, пошла доить корову.

Мартын поднялся и следом за ней вышел на двор.

Сани стояли ровно там же, где он их оставил. Но и полозья, и копылы, и утложины, и оглобли — все было покрыто толстой коркой льда и водорослями. Кое-где в лед вмерзли мелкие рыбешки.

— Охти! — взвизгнула жена, заметив, что с санями. — Это что ж такое?! Водяника вы вчера возили, что ли?

Мартын неопределенно пожал плечами. Акулина заворчала и пошла дальше. Он же попробовал выдрать рыбешек, чтобы отдать коту, но бесполезно. Махнул рукой и пошел в хату.

Отчего-то на сердце было совсем легко.

Когда совсем рассвело, Наста собралась к подружке на соседнюю улицу.

Мартын, услышав об этом, удивленно поднял бровь:

— Это еще зачем? У ярдани и погутарите.

— Уймись, — неожиданно резко одернула его жена. — Надо ей, раз собирается. Иди, дочка, иди, солнышко.

Наста выпорхнула с хаты. Мартын покачал головой и побрел к дровням — сбивать лед. А когда закончил, принялся плести лапти. Потом пошел запрягать лошадь в сани.

Только тут понял, что дело уже к обеду близится, соседи уже на реку поехали, к ярдани, а дочки все нет.

Удивленный, Мартын зашел в хату и обратился к жене:

— Чего Наста так долго?

И когда увидел глаза повернувшейся Акулины, все понял, как будто рассказал кто.

— Сбегла? С Митькой? Куда?!

Акулина смахнула слезу и сцепила губы.

Муж подскочил к ней, схватил за плечи, затряс:

— Куда? Куда, я спрашиваю, они подались? Ну!

Акулина молчала, глотая слезы.

Мартын оттолкнул ее к столу и бросился вон из хаты.

…Бежать им было некуда — в ближайших деревнях их не примут, потому что без отцовского благословения. Значит, одна им дорога — в город, может, в Оршу, к брату Митьки. Стал быть, только на полустанке и можно их найти.

Если еще не поздно.

Мартын нещадно гнал коня, нахлестывая вожжами по крупу. На нескольких поворотах дровни едва не перевалились набок, оставляя за собой снежную пыль.

И часа не прошло, как он уже был на перроне.

Пусто.

Заскочил в хату, служившую складом и залом ожидания одновременно.

Точно!

Вот, стоят у стеночки. И мешок, который Акулина прятала в курятнике, на полу валяется.

Увидев отца, Наста ойкнула, спряталась за Митьку. Тот шагнул вперед, прикрывая ее, набычился; кулаки сжались.

Мартын же враз расслабился, перекрестился от облегчения и пошел к ним, не торопясь. Дочка выглянула из-за плеча хлопца и юркнула обратно.

— Смелый ты, — сказал Мартын юноше, остановившись в трех шагах. — Далеко собрался?

— На кудыкину гору, — насупившись, ответил тот.

Мартын усмехнулся. Вспомнил, как легко стало на сердце, когда отдал дровни водянику, и сказал молодым:

— Поехали домой. Отпразднуем Вадохрышча, окунемся в ярдань, а потом и день свадьбы выберем.

Повернулся и зашагал, не оборачиваясь. Митька и Наста, удивленно и счастливо переглянувшись, пошли за ним.

Мартын вышел на мороз, похлопал коня по холке, дождался, пока молодые усядутся в сани, и прикрикнул на коня.

Под полозьями захрустел снег, конь довольно фыркнул, и они пустились в обратный путь, щуря глаза от яркого солнца.

На сердце Мартына было все так же легко.

— Село там неплохое, прежде специалисты рвались поработать: и областной центр под боком, и колхоз-миллионер. А сейчас… — инспектор районо Анна Макаровна, приходившаяся Иришке по совместительству крестной матерью и теткой, махнула рукой, — сама все увидишь. Коллектив хороший: обычных склок и свар там нет, работают на совесть, но молодежь не задерживается, даже местные спешат в городе пристроиться.

— Я все понимаю, тетя Аня, — улыбнулась Иришка Каравайко, теперь уже Ирина Михайловна. (Сказать по правде, Ириной Михайловной она себя ну вот ни настолечко не ощущала: Ирка — это для друзей, Иришка — для мамы, а для самых-самых — Стрела.)

— Да что ты понимаешь, — снова махнула рукой Анна Макаровна. — А село там ох какое непростое… Ладно, иди, небось кавалер-то заждался?

Сережка и в самом деле поджидал возле здания районной администрации (местного белого дома, построенного по типовому проекту в конце 80-х, в нем-то и притулился на верхнем, четвертом этаже районный отдел народного образования). Черноволосую голову и красный мотоцикл у широких ступенек она приметила еще с порога державного здания.

— Все в порядке? — На смуглом лице сверкнули влажным блеском карие глаза, блеснула ослепительная улыбка. Сережка был хорош южной красотой смеси украинцев с татарами и бог знает какими гулявшими некогда по широкой степи народами.

— В порядке, — просияла в ответ Иришка. — Только что-то тетя Аня не очень рада.

— А, ерунда, — отмахнулся Сергей, — садись, поехали!

Иришка привычно нахлобучила красно-черный шлем. Взревел мотор старенькой «Явы», в лицо ударил горячий августовский ветер, девушка зажмурилась и, счастливо улыбаясь, прижалась щекой к пахнущей машинным маслом и солнцем вылинявшей джинсовой рубашке Сережки. Дорогу к селу она запомнила не очень хорошо. Так здорово было просто вдыхать запах родного тепла и доносившийся с окрестных полей аромат дозревших трав, лететь вперед, в неизвестность, в будущее…