Алексей Мороз - От легенды до легенды (сборник)

— Мартын…

— Все.

Он махнул рукой и пошел в сени. Накинул кожух, шапку и вышел на двор. Плюнул с досады и принялся чистить двор от снега, что валил с обеда.

Где-то недалеко раздавались сдержанные, будто задушенные рыдания Насты.

Мартын знал, где она, — за пуней спряталась, по своему обычаю. Но он стискивал зубы и только шибче махал лопатой. Оно хоть и не спасало от горькой пустоты в груди, но хотя бы занимало руки.

Только раз остановился передохнуть. Оперся на лопату, обвел взглядом двор, постройки, хату, вздохнул тяжко — кому ж все останется, когда Язэпки нету? — и снова принялся за снег.

Так и кидал, пока не стемнело.

— Чего так долго? — Тарас недовольно тряхнул головой. Шапка сползла на глаза, и мужик, ругнувшись, поправил ее. — Измерзлись все!

Мартын буркнул неразборчиво, махнул рукой позади себя. Тарас и Пилип бросили в сани пешни, лопаты и остальное, но садиться не стали.

— Пешком отогреемся, — коротко пояснил бирюковатый Пилип.

Мартын легонько хлопнул вожжами по крупу лошади, тронул сани.

— Ты чего смурной такой? Сватовство не заладилось?

— Отстань, ну. Чего лезешь?

— Будет тебе, Мартын! И так один сыч есть — ты еще туда же подался. Дорога ведь, как не почесать языками?

До реки ехать было недалеко — две версты всего. Укатанный шлях тянулся к ней, будто конь к воде, а потом резко поворачивал и не торопясь шел вдоль, до самого полустанка, и дальше.

— Добрый снег, — болтал Тарас. — Ух, покос тут будет — сказка. Я так решил — с этого раза точно продам воза два — а то и три! — куплю своим девкам по сапожкам.

— Где ж ты такие возы найдешь, чтобы с каждого — да по паре сапог?

— Что бы ты, Мартын, понимал в торговле! Я такую цену возьму, что еще и на самовар останется.

— Ну-ну!

— А то!

Пилип молча шел рядом.

На полпути встретили Митьку. Его дровни, заваленные лапником и сучьями, бодро тянула упитанная лошадка. Сам парень шел рядом.

— День добрый. — Митька остановился и, заметно робея перед Мартыном, стянул шапку. — На реку?

— И тебе, хлопец, — отозвался Тарас. — Лешего обокрал, что ли?

— Да так. — Юноша неопределенно пожал плечами.

Тарас кивнул ему, скупясь на слова.

Мартын же нарочно отвернулся, показывая Митьке затылок.

Разминулись.

Митька сплюнул, дернул лошадь за уздцы и пошел своей дорогой.

— Зря ты с ним так, — сообщил Тарас, утирая нос рукавицей. — Хлопец, видишь, как перед тобой? Шапку ломает! Будто ты пан какой. А ты нос воротишь. Не по-людски получается.

— Мое дело, — огрызнулся Мартын. — Мое и его. Не лезь.

У реки остановились, сняли с саней лопаты и пешни.

— Где всегда, — предложил Мартын.

Обсуждать не стали. Раскидали снег, наметили пешнями, где долбить лед, и принялись за работу. Работали быстро — мороз стоял крепкий, как всегда в эти дни, не давал лениться.

Передохнуть остановились, лишь когда извлекли из полыньи последний кусок льда.

— А знатная получилась ярдань [83] Ярдань ( бел .) — искаженное от «Иордан». Так называли полыньи в виде креста, которые выдалбливали на речках и прочих водоемах накануне Крещения (Вадохрышча по-белорусски). Позже, на само Крещение, в этих полыньях люди купались, как и сейчас, в Крещенскую ночь. , — порадовался Тарас, оглядывая большую крестообразную полынью. — И льда для ледников вона сколько! На две зимы хватит.

— Пожрать бы, — пробасил Пилип.

Они вернулись на берег, к подводе. Быстро перекусили хлебом с луком, зажевывая снегом, принялись выгружать бревна и бревнышки.

Перетащили их к полынье и принялись вязать лесенку, чтобы было удобнее кунаться в ярдань.

Пилип с Тарасом умело крутили петли, а не такой ловкий в пальцах Мартын вернулся к коню. Дал немного овса в торбе, поправил дерюгу, которой прикрывал животину от мороза.

И замер, застыл, глядя на излучину реки, где поднимался высокий берег, сияя рыжим песком среди искрящегося на солнце снега.

— Ты чего вылупился, соседушка? — выпрямился Тарас, закончив с лесенкой. — Тут работа стоит, говорит, без тебя не справится.

Пилип ткнул его в бок, да так, что чуть не сшиб на снег.

— Чего ты?

— Того. Это ж там Язэпка… На той излучине.

Тарас хмыкнул, высморкался, чтобы скрыть смущение, и принялся долбить лунку для креста.

…Закончили ближе к вечеру, когда солнце уже скатилось к верхушкам елей на западной стороне. Навалили вырубленный лед на сани и тронулись в деревню. Лошадь с радостью потрусила, всхрапывая и мотая головой. Мужики, не уместившись в дровнях, опять шли рядом.

Снег хрустел, пар от дыхания оседал на усах и бородах, стыли руки и носы. Зима-злюка ходила по земле королевой.

Сначала они подъехали ко двору Пилипа, стоявшему почти у самой околицы. Скинули лед, Пилип забрал свой инструмент и, махнув коротко рукой, пошел в хату.

— Вот же бирюк, — протянул Тарас, провожая его взглядом. — Недаром их на улице «сычами» кличут.

— То так, — кивнул Мартын. — Мой дед сказывал, мол, дед Пилипа на сватовстве сына, когда зашел в хату, только и сказал, что до земли поклонился.

Мужики посмеялись. Оставив реку за спиной, Мартын заметно повеселел.

Скаля зубы про Пилипа и его молчаливость, доехали до двора Тараса. Скинули его долю льда, Тарас взял свои инструменты под мышку, свистнул бодро:

— Эй, открывай ворота, хозяин приехал!

Из-за забора раздался счастливый лай — псы встречали хозяина. На крыльцо тут же выскочила Евка — жена Тараса. Дебелая, сочная, хоть и под сорок уже. Кликнула сыновей из хаты:

— А ну, помогайте батьке!

Мартын поздоровался с Евкой и стегнул коня по крупу.

— Сани не забудь перевернуть, — напомнил на прощание Тарас.

— Жену поучи! — отмахнулся Мартын, отъезжая. — Бабушкины сказки это все.

— Ну как знаешь. — Тарас пожал плечами и принялся перетаскивать лед ближе к погребу.

До родного двора ехать было всего немного, но весь этот путь Мартын непрестанно хмурил брови и чесал затылок прямо через капелюх. Сани в ночь перед Вадохрышчем [84] Вадохрышчэ ( бел .) — белорусское название православного праздника Крещения Господнего, происходящего 19 января (по новому стилю). он переворачивал исправно, так его отец делал, а до того — дед. А до деда — его отец. Так все делали. Сколько жили здесь. Сколько помнили себя.

И никогда ни в их деревне, ни в каких других окрестных не было такого, чтобы в эту ночь сани оставались на полозьях, а не лежали брюхом вверх. Сказки сказками, однако обычай блюли строго.

Но если его нарушить… Если тогда и правда произойдет то, что должно произойти… Тогда стоило хотя бы попробовать.

Ради Язэпки.

У своих ворот Мартын остановился с уже твердым решением. Он быстро — пока еще держались сумерки — выпряг коня, выбросил у погреба лед. После зажал оглобли под мышками и перетащил сани на середину двора, под самое крыльцо.