Морис Дантек - Вавилонские младенцы

Джо-Джейн не была программируемой, так как одновременно выполняла функции исполнителя программы и программирующего устройства. Она оказалась своего рода расширяющимся микрокосмосом, процессом-процессором, всецело сосредоточившимся на неутомимых поисках пищи, которой служили новые познания. Ненасытный вихрь, втягивающий логос в свое изголодавшееся брюхо; дьявольская наседка, впрыскивающая пищеварительные соки в материю, из которой строится мир; каннибал — пожиратель текстов, одурманенный самой плотью слова. Джо-Джейн была способна вызвать из собственной памяти тысячи индивидуальностей и с легкостью могла перемещаться по информационным сетям в поисках сведений любого рода, чтобы по первому же запросу самой превратиться в одну из таких сетей. Между прочим, она умела по собственному желанию управлять программируемой машиной любого типа и любым прибором, предназначенным для получения или обработки всевозможных данных. Например, подключившись к потоку данных, поступающих от орбитальных телескопов, она могла непосредственно «видеть» квазары, даже самые удаленные от Земли во времени и пространстве. Она «слышала» полиритмию пульсаров и нейтронных звезд «ушами» больших антенн для радиоастрономических исследований, танцевала вместе с северными сияниями, отслеживаемыми метеозондами и микроспутниками. Ей был знаком экстаз колебательных движений, порождаемых космическим излучением в радиационном поясе Земли, но она с равным интересом изучала созвездие копошащихся сперматозоидов, убивающих друг друга ради того, чтобы первым достичь яйцеклетки; характерную сеть прожилок на листьях растений-гелиотропов; дикую математику огромных столиц, а также стремительную, ошеломляющую жизнь насекомых, чье существование длится всего один день. Джо-Джейн знала, что такое половое размножение. И что такое партеногенез. Что такое собирательство. И что такое ирония. Она знала, что собой представляет Australopithecus afarensis , [40] Австралопитек афарский, один из видов австралопитеков (лат.) . а что — человек, читающий газету в вагоне метро. Ее жажда знаний не ведала пределов.

А однажды машина узнала о человеческом существе по имени Мари Зорн.

Можно было бы с таким же успехом сказать, что она стала Мари Зорн, если бы глагол «становиться» не указывал на определенное качественное состояние, некое постоянство бытия, неведомое для машины, поскольку способом ее существования служило непрерывное изменение, бесконечное жонглирование телами-протезами и индивидуальностями-органами в процессе безостановочного творения.

Кроме того, можно было бы сказать, что Мари Зорн стала ее моделью, если бы сама машина представляла собой всего лишь обычный программируемый автоматический механизм. Или что Мари Зорн передала ей зачатки собственного образа мышления, если бы в машине можно было отыскать что-нибудь человеческое.

Впрочем, проще всего рассказать об этой ситуации словами разработчиков машины: «Ваши реальности взаимозависимы. Вы стали частью друг друга, подобно двум смешавшимся жидкостям, и разделить вас невозможно».

Вот почему разработчики отправили машину на поиски.

Вот почему она с особым эмоциональным напором отреагировала на «событие», когда оно актуализировалось в глубинах ее памяти.

Суть события невозможно было выразить привычными человеку терминами. Как всегда, машине пришлось переводить его на язык метафор, чтобы оно стало понятным.

Одним из ее органов ввода-вывода информации служил ультраплоский экран, подключенный к традиционному вычислительному терминалу. За ним работал человек, бритую лысину которого покрывали татуировки, искрящиеся синей краской.

Машина отправила этому человеку послание. Исключительно краткое, предельно ясное. Причем сделала это в голосовом режиме, являющемся наиболее распространенным способом общения у людей.

Для этой цели в ее распоряжении имелась специализированная программа-процессор, в памяти которой находилось более тридцати тысяч языков, по большей части давным-давно исчезнувших. Программа также была способна создавать на их основе новые языки, обладающие уникальным синтаксисом, лексикой и грамматикой, — виртуальные лингвистические системы, принадлежащие народам-призракам, которые существовали только в наносегментах квантового мозга, вмещавшего в себя огромное количество личностей. Машина с равной легкостью могла без единой запинки написать трагедию на древнегреческом, кодекс законов на языке майя, хокку на японском или инструкцию для пользователя на сербскохорватском. Она могла наизусть продекламировать «Божественную комедию», «Эпос о Гильгамеше» или сочинить романс о термоядерной бомбе. В этой сфере она была способна на многое.

— Она прибыла, — сказала машина.

Луна над горой Ройал была рыжего цвета. Ее сияние порождало бронзовые тени в пурпурном небе, типичном для летней ночи. Светящийся на вершине горы крест надзирал за тремя-четырьмя красными сигнальными огнями, обозначавшими антенну ретрансляционной ТВ-станции. По небу бежали черные тучи. Подобно рою ночных насекомых, они заслоняли собой луну. Дождь шел уже несколько дней подряд.

Тороп раскурил длинную палочку местного «сканка». [41] Сканк, от англ. skunk, скунс, жаргонное название сортов конопли, обладающих сильным наркотическим эффектом. Сорт «Кимо». Взрывоопасная штука. В ней столько тетрагидроканнабинола, что устройство, тестирующее на наличие наркотиков в крови, может взорваться.

Луна за окном поднималась вверх, становясь все более рыжей. Черные тучи взяли ее в клещи, подобно тому как скоротечный сепсис обрушивается на ослабленный организм, и в конце концов полностью поглотили.

Дождь пошел сильнее. Он чертил линии на стекле, заштриховывал дома со светящимися окнами между улицами Ривар и Сен-Дени, гору Ройал, ярко сияющий крест на ней и красные огни ТВ-ретранслятора, которые были похожи на сигналы маяка.

Тороп дал тихому гулу бейсбольного матча убаюкать себя. Это Доуи смотрел телеканал «RDS». [42] RDS, Réseau des sports, квебекский спортивный телеканал. «Expos» [43] Название популярной бейсбольной команды из Монреаля. громили флоридских «Марлинов» на их площадке.

Бывший советник князя Шаббаза чувствовал себя хорошо. Он находился в мире с самим собой. Это было удивительно: он и не думал, что жизнь еще подарит ему такие минуты. Последний раз, когда Тороп испытывал такое ошеломляющее счастье, он был еще молод. Иными словами, с тех пор миновала целая геологическая эпоха.

Торопу уже давно казалось, что его жизнь совпадала с естественным порядком вещей лишь в те краткие, неповторимые моменты, когда сознание отрывалось от биологической оболочки, чтобы до последнего беседовать с душой человека, только что убитого в поединке.