Морис Дантек - Вавилонские младенцы

Затем размеры квазара-мозга изменились.

Изменилась и его форма. Самым радикальным образом. Продолжая оставаться сетью, мозг-квазар разделился на две сущности, идентичные и одновременно не похожие друг на друга. Разобщенные и вместе с тем связанные в единое целое. Эта форма была ей знакома.

Мари очутилась в комнате, погруженной во тьму.

Она находилась возле кровати, покрытой огромным пуховым одеялом с орнаментом в виде евангельских символов, с изображениями херувимов и явления Богоматери. Все стены комнаты вокруг были завешаны пыльными полками, битком набитыми куклами из кожи телесного цвета. Куклами без лиц, с волосами неестественно белого цвета.

С кровати донесся звук чужого дыхания. Ее глаза постепенно привыкали к мертвенно-тусклому свету, который стал заполнять спальню. Она различила очертания тела, лежавшего под пуховым одеялом.

Женщина, с волосами пепельного цвета, к которым был прикреплен шиньон.

Мари почувствовала, что какая-то внутренняя, не поддающаяся описанию сила толкает ее к постели.

Эта женщина не была ее матерью. Мари никогда раньше не видела ее лица.

Тем не менее Мари была уверена, что знает ее.

Знает очень близко.

Изображение резко скользнуло в сторону.

Если бы доктор Винклер мог сейчас проследить за эволюцией психической деятельности Мари с помощью батареи своих «шизомашин», он бы с грустью диагностировал острый психоз в стадии формирования. Винклер предупреждал ее:

— Мы можем обещать лишь временное, нестабильное равновесие. Мы играем с возможностями вашего мозга-сети, полагаясь на то, что он умеет делать лучше всего. Как и все шизофреники, дорогая Мари, вы способны в любой момент получить информацию о состоянии биологической структуры вашего организма. А теперь, благодаря чудесам лингвистического «шизопроцессора», ваш мозг оснащен своего рода радаром, подсоединенным к вашей ДНК, и если когда-нибудь у вас внезапно начнется психоз, вы сможете выйти из кризисного состояния без посторонней помощи — по крайней мере, когда это случится в первый раз.

Но космическая машина, излучавшая сияние, не входила в перечень событий, предусмотренных доктором и его командой. С подобным явлением Мари столкнулась впервые. Она не знала, что это такое, откуда и почему взялось и как это действует. А сила мощи машины была поистине ужасна.

Кровать с орнаментом из евангельских символов превратилась в груду разнородных предметов: пустые пластиковые бутылки, емкости из-под моющего средства, газеты, журналы, косметички, одежда, посуда, тюбики от крема «Нивея», гигиенические тампоны — невероятная куча старого хлама, в которую превратилась постель ее матери в те времена, когда Мари приближалась к своему десятилетнему юбилею. Как-то доктор Винклер объяснил ей: то, что она раньше считала сверхъестественным событием и что вызывало у нее возникновение психоза, усугубленного генетической предрасположенностью к психическим заболеваниям, в реальности проявлялось самым банальным образом. Навязчивый психоз, которым страдала мать Мари, резко усилился после развода. Она закрылась в спальне и стала сваливать в кучу все вещи, которыми пользовалась. В конце концов ее кровать скрылась под грудой барахла. Отец узнал о том, что происходит спустя лишь год, когда было уже слишком поздно.

Комната преображалась, выгибаясь и вибрируя в лучах ослепительно яркого света. Заваленная мусором кровать снова изменилась.

«Еще одно видение из моего детства», — подумала Мари, подхваченная «нейросветовым» потоком.

Отец поместил мать в специализированную клинику. Об этом Мари поведал ее собственный мозг, пока галлюцинация обретала зримые очертания. Отдельный номер, в котором спала Мари, стал выглядеть как стена из гладкой, обнаженной, напрягшейся плоти, подобная грубой шкуре чудовищного зверя, желавшего сожрать девушку.

Комната из чужого сна постепенно приняла вид помещения из ее видения пятнадцатилетней давности.

Кровать стала механизмом с множеством лезвий и ножниц. Они зловеще поблескивали. Из недр машины выплыли трубки с кровью и фекалиями, напоминавшие щупальца механического спрута.

Лицо ее матери изменялось рывками, как будто его показывали на кинопленке, из которой вырезали какие-то кадры. Она улыбалась из трещины в слабо светящемся возвышении, на вершине кровати.

В ту же секунду мозг Мари выработал точную копию вещества, которое он синтезировал пятнадцать лет назад при виде описанной картины: поток чистого, незамутненного ужаса.

А затем Мари оказалась в душевой комнате с желтым плиточным полом. Она ошеломленно смотрела на мать — та, живая, стояла в ванне незнакомого дома, хотя Мари уже где-то его видела.

Самым страшным было ощущение абсолютной реальности происходящего, хотя Мари переживала очередную галлюцинацию из своего детства. Ведь «лингвистический шизопроцессор», которым научил ее пользоваться доктор Винклер, категорично утверждал: это реальность.

Новый эпизод относился к самому началу инфекционного психоза ее матери. Мари случайно застала ее в ванной, когда она вытаскивала из влагалища какой-то странный предмет, покрытый кровью. Позже или в тот же самый день — Мари уже точно не знала, когда именно, — она своими глазами видела, как лицо матери превращается в морду химеры, напоминая одновременно льва, собаку, козу и сфинкса.

Замерев, как статуя, на мокром плиточном полу ванной комнаты, Мари смотрела, как мать вылезает из ванны, идет к ней, их лица сближаются. Когда Мари было десять лет, этот эпизод вызвал в ней неописуемый ужас. Теперь, благодаря инструментам, находившимся в распоряжении ее мозга, она смогла вынести объятия матери с собачьей головой. Тем не менее Мари задала ей тот же самый вопрос, что и тогда, в прошлом.

И потеряла сознание.

— Упала в обморок?

— Да. В ванной комнате.

Ребекка говорила хриплым, но спокойным голосом. «Хладнокровная особа», — заметил Тороп про себя.

— Не трогайте ее. Я иду.

Тороп повесил трубку. Бросился к своей аптечке с препаратами и инструментами, незаменимыми в экстренной ситуации. Приказал Доуи оставаться в квартире.

Сбегая по внутренней лестнице, а затем по ступенькам крыльца, сделанного из кованого металла и выходившего прямо на тротуар, Тороп успел подумать: «Первая проблема, первое испытание».

Прежде чем позвонить ему, Ребекка перенесла Мари на диван. Тороп молча принял это к сведению, осматривая молодую женщину. Та с закатившимися глазами лежала на диване.

«А она здорово стукнулась», — подумал Тороп. Происшествие было достаточно необычным и наверняка сохранится у нее в памяти. Это следовало упомянуть в списке странностей, который он должен представить Романенко.