Генри Олди - Право первородства

В алом бархате лежал Browning BDAO Compact.

Подарок Шамиля на сорокалетие.

— Зачем вы принесли бульон?

Девушка молчала. В руках у неё был смешной, новогодний пакет: еловые лапы, слегка притрушенные снегом, и праздничные, глянцево-яркие шары. Когда девушка переступала с ноги на ногу, в пакете что-то звякало.

Бокалы с шампанским, подумал Артур. Если Новый год…

— Возьмите, — сказала девушка. — Пожалуйста.

Профессор Кличевский нахмурился. Он был с большого недосыпа.

— Возьмите. Это домашнее, для Виктории Сергеевны.

— Ей нельзя бульон.

— А тефтельки? Куриные, диетические…

— Ей нельзя тефтели.

— Даже апельсин?

— Извините, мне надо идти, — профессор только сейчас заметил Чисоева, стоящего у лифта. — Здравствуйте, Артур Рустамович. Я не ждал вас так рано.

— Как Вика? — хрипло спросил Артур.

— Без изменений. К сожалению, мне нечем вас порадовать.

— Мы можем переговорить?

— Минут через тридцать, если вы не против. Только, увы, вряд ли я вам скажу что-то новое…

Артур проводил Кличевского взглядом. Девушка стояла как вкопанная, держа пакет обеими руками. Кажется, она готова была броситься вниз по лестнице, если бы Артур не загораживал ей дорогу. Джинсы, оценил Чисоев. Вытертые, художественно порванные; из дорогого бутика. Блузка с бантом от Valentino. Туфли на низком каблуке, чтобы лишний раз не подчёркивать рост. Всё, что пряталось в джинсах и блузке, было на уровне.

На очень высоком уровне.

— Вы знакомы с Викой? — он шагнул ближе.

Девушка отступила к окну.

— Я работаю у Виктории Сергеевны. Мы все её очень любим…

Моделька, понял Артур. Из Викиного агентства.

Пойдёмте на свежий воздух, — сказал он. Я угощу вас кофе.

Она вздрогнула:

— Не стоит. Вы зря беспокоитесь…

«Да что ж она так меня боится?» — удивился Артур. Складывалось впечатление, что девушка встретила Чисоева не утром в больнице, где полно народу, а ночью, в тёмном переулке; что дикий хач-насильник вот-вот набросится на жертву. Он вернулся к лифту. Медленно, стараясь не делать резких движений, протянул руки ладонями вверх — будто собаку успокаивал.

— Как вас зовут?

— Таня… Татьяна Андреевна.

Я сегодня не завтракал, Татьяна Андреевна. Я умираю от голода. Я хочу кофе. Чёрного и крепкого. У меня, как вы слышали, полчаса свободного времени. Уверен, поблизости найдётся тихое, скромное кафе. Вы не составите мне компанию?

— Вы не завтракали? Совсем?!

— Совсем.

Девушку словно подменили. Крепче перехватив пакет, она быстрым шагом двинулась мимо Чисоева. Он нажал кнопку вызова лифта, но девушка не стала ждать.

— Пойдёмте, — сказала она с лестницы. — Я вас накормлю.

Вокруг отцветала сирень. Крупные, махровые гроздья клубились облаками — закат над морем. В цветах жужжали редкие, бог знает откуда налетевшие пчёлы. Одинокий шмель кружил над дощатым столиком, басовито гудя. Позже этот закуток оккупируют ходячие больные и их родственники, но сейчас здесь никого не было. За огромной липой, там, где начиналась асфальтовая дорожка, девочка лет шести прыгала по расчерченным мелом «классикам». Голова девочки от бровей и выше была плотно забинтована. Левая рука в гипсе, похожая на запелёнутого младенца, висела на перевязи. Девочка морщилась — похоже, от боли — и всё равно прыгала.

— Вот…

С деловитостью сестры, явившейся на продлёнку к младшему брату, Татьяна Андреевна опустошала пакет. Бульон, ещё тёплый, в литровом термосе. Судочек с куриными тефтелями. Ломтики свежайшей, воздушной булки. Из домашней хлебопечки, понял Артур. Два бокастых апельсина. Пластиковые стаканчики. Одноразовые ложка с вилкой. Достань Татьяна Андреевна серебряный столовый сервиз на двенадцать персон — Чисоев не удивился бы. Сейчас он был ребёнком, который следил за фокусником и волшебным цилиндром.

Кушайте, — велела девушка.

— А вы?

— Я завтракала. Мне нельзя много есть…

— Кофе? — вспомнил Артур.

Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие — лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.

— Нет, — прошептала она. — Кофе у меня нет…

— Толик!

Толик возник, как джинн из лампы.

Организуй нам кофейка.

— По-быстрому? — Толик размышлял вслух. — На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» — минут за двадцать обернусь.

— Бери в киоске, — принял решение Чисоев. — Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?

— Мне чаю, — тихо попросила девушка. — Зелёного. По-Пожалуйста.

Толик испарился.

Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на её строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И ещё: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» — наше, родное слово, от тюркского «тюфте»…

— Куриная грудка, — сказал Артур с полным ртом. — Мама добавляла в фарш сырой белок. Лук она перетирала в кашицу…

Девушка кивнула:

— И размоченный батон. Без корки.

— Батон?

— Обязательно. Я варю тефтели с морковью, петрушкой и сельдереем. Меня научила бабушка, она хорошо готовит. Вам нравится?

— Очень!

— Запивайте бульоном. С вашим телосложением надо хорошо питаться…

— Что вы рекламируете? — спросил Артур.

Она снова покраснела, как если бы он добавил: «Нижнее бельё?»

— Бриллианты, — сказала Татьяна Андреевна.

Девочка, игравшая в «классики», перестала прыгать. Привлечённая видом еды, она подошла ближе. Здоровой рукой взялась за чалму из бинтов, скребя повязки ногтями. Наверное, голова у девочки сильно чесалась.

— А я маму жду, — сказала девочка. — Она скоро придёт.

Татьяна Андреевна улыбнулась:

— Тебе можно апельсин? Или ты хочешь тефтельку?

— Можно апельсин, — с уверенностью сказала девочка. — Если вам не жалко.

— Нам не жалко. Нам ведь не жалко. Артур Рустамович?

— Ни в косм случае, — согласился Артур.

Налив себе второй стаканчик бульона, он следил, как Татьяна Андреевна чистит апельсин. Ну конечно, бриллианты. Движения её рук были удивительно пластичны. За ними хотелось следить, не отрываясь. И шея — наклон головы, осанка. Лебединая шея.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

— Бойко. А что?

— Ничего. Просто так…

— Славникова, — девочка взяла дольку апельсина. Остальные дольки лежали на салфетке, дожидаясь своей очереди. — Моя фамилия Славникова. А зовут меня Светой…