Олег Верещагин - Путь к звёздам

Эти двое как раз узнали, что в госпитале лежит мальчик-сторк, да ещё и своя кровь - и тут же приехали забрать. Я помнил по войне - они любой ценой старались уносить к себе не только раненых, но даже трупы своих не оставлять врагу. Мы, впрочем - тоже. И у нас и у них это получалось далеко не всегда... Сколько раз видел я - в грязи, снегу, пыли, лужах, траве, среди хламья и мусора городских боёв - тела в покорёженной броне, открытые рты, наполненные кровью, дождём; рты, оскаленные в небо; выцветшие, увядшие зелёные глаза. И всегда ощущал удовлетворение - это были убитые враги. Опасные враги. Даже те - а они попадались среди мертвецов часто - что были не старше или вовсе младше меня самого.

А сейчас мне казалось, что у всех у них было лицо Хевирта. Мёртвого Хевирта...

...Сторки начали говорить с Науманом, а мы смотрели друг на друга. Тодди - полусидя в кровати. Хевирт - почти так же. Франтик, приткнувшийся мне под бок. Мари, держащая меня за руку. И нам казалось, что на свете стоит тишина.

И на самом деле - взрослые постепенно начали замолкать, замечая, что мы все неподвижные и молчим.

А мы и правда молчали, молчали... Друг на друга не смотрели и молчали. Мне было как-то... скучно, что ли? Пусто, грустно... не знаю. Вязкая стояла такая тишина. Неловкая. Когда так - хочется, чтобы это поскорей кончилось, и в то же время сам боишься заговорить первым.

Эту тишину нарушил Науманн. Он всё-таки всё понимал, хоть и не воевал. Но это и не было военным делом. Скорей этой - психологией.

- Давайте выйдем, - сказал он, обращаясь к сторкам и к Мари. - Пусть они... сами. Без нас. Это недолго.

Сторки запереглядывались. Но тут Хевирт что-то произнёс, обращаясь к ним. Негромко, но решительно. Как будто приказывал. Я потом часто думал - может, и правда приказал? Мы ведь так и не узнали, кто он был в своём Роду, а у них, у сторков, там сложно всё... Но так или иначе - они оба вышли, только младший в дверях приостановился, полуобернулся и снова сделал какой-то жест.

И мы остались вчетвером в нашей палате.

Я думал, что сейчас увезут Хевирта, а потом уедет Франтик. А на днях, наверное, выпишут и меня, и мы с Мари улетим к тёте Тане, которая нас уже ждёт. Тодди останется один - хотя, наверное, к нему кого-то ещё положат, да и он тоже уже... скоро. А потом 24НТ вообще закроют, потому что детей с такими ранениями, как у нас, не станет. Ну... почти не станет, наверное. Если только случайно такое будет. И все госпиталя на побережье закроют, и тут снова будут, как до войны, детские лагеря.

Я сам этого не помнил. Я за всю жизнь ни разу не отдыхал в таком лагере, было просто некогда. Нам говорили, что тут были такие лагеря. Как в кино. Теперь опять будут, конечно, и наши дети будут в них отдыхать... а может, ещё и мы успеем. Разве четырнадцать лет - это так уж много, если мир?

- Я... - Хевирт словно бы забыл слова, с трудом поморщился. - Я...

Франтик подошёл к нему, аккуратно положил на живот шахматную доску. Толкнул её пальцем, сказал тихо:

- Вот... дарёное не дарят, я знаю, но это... Мишка бы разрешил.

- Спасибо, - просто сказал Хевирт. И развёл руками. - У меня нечего...

- И не надо ничего, - Франтик вздохнул, видимо, шахмат ему было всё-таки жалко.

- Я пришлю "Замок", - сказал Хевирт. - Тебе. Долго будет идти, да... но теперь время... оно у нас есть. Много. Ты адрес напиши.

- Ага, - Франтик улыбнулся широко. - Я ждать буду. А адрес вот тут прямо напишу, - он показал на корсет, всё ещё закрывавший ноги сторка.

Хевирт кивнул. Посмотрел на нас с Тодди и вдруг быстро заговорил - слова набегали друг на друга, как горячие волны. Я никогда не слышал у него такого голоса - даже в тот день, когда стало известно, что они проиграли войну, Хевирт говорил спокойней...

- Вы хорошие люди. Я не знал. Я не думал. Я не верил - даже когда сам увидел. Я думал - обман. Ловушка. Издевательство. Я думал - меня убьют. Я бы - убил. Раньше убил бы. Когда ты... - он посмотрел на Тодди, - ...нож - я даже... мне стало легко. Я думал: вот, всё, как надо. Сейчас он убьёт врага. Я - враг. Я был удивлён дальше... потом. Я не верил. Я злился: почему?! Почему вы такие?! Я... - он снова обвёл нас взглядом - всех, и нас с Тодди, и Франтика, замершего с ручкой в пальцах. - Я... я... - он сделал досадливый жест. - Я хотел... хочу дружить с вами. Но это нельзя. Мы всё равно - враги. И далеко. Мы больше не увидимся. Мне от этого - плохо.

Он замолчал, запалённо дыша и опустив глаза.

И тогда я отобрал у Франтика ручку. Подсел на кровать к сторку и строго сказал:

- Давайте-ка по старшинству. Вот мой адрес, Хевирт...

И начал писать.

Я тщательно выводил буквы, радуясь тому, что могу писать - и радуясь тому, что делаю. Это почему-то было очень правильно.

Именно в этот момент, тщательно выводя букву за буквой, я осознал полностью -

МЫ - ПОБЕДИЛИ.

Это тяжёлый рассказ. Но он посвещается настоящим Людям. Может быть - даже где-то Богам. Тоже настоящим. Какими они - непременно будут...

Смотреть вдаль с балкона кафе было забавно. Размытый, не имевший чёткой привычной линии и при этом очень близкий горизонт как бы таял в золотисто-голубом мареве. Поверхность к этой неясной черте странно поднималась, и могло показаться, что деревья большого лесопарка, протянувшегося на семь километров вдоль берега Утиного Озера - потихоньку-полегоньку стремятся опрокинуться вершинами вниз.

Кафе называлось неизобретательно - "Утиное Озеро" же. Оно было государственным и только-только вернуло себе свою довоенную функцию - в войну тут, судя по всему, располагалась столовая для экипажей транзитных кораблей. На стене - над тем самым местом на балконе, которое статский советник Корнеев облюбовал для завтраков, обедов и ужинов - висело старое довоенное меню с большой подписью: "Воюй за то, чтобы это вернулось!" Меню было роскошным, некоторых блюд Корнеев не ел никогда, другие помнились очень смутно, из детства. Но даже за те четыре месяца, что жил и работал на СДТ, оно - новое меню - постепенно улучшалось. Передавала свои запасы сокращаемая огромная армия, пошли первые продукты с освобождённых и новых планет.

Сегодня в меню появился гусь по-фламандски с гарниром из риса. Корнеев ел с интересом, почти как древний гурман. Ему приходилось едать самое разное, в том числе - и условно съедобное, и приготовленное кто знает как, и приготовленное непонятно из чего, и просто голодать по многу дней... но что самое главное - он уже много лет ел наспех, даже если пища была обильной и хорошо приготовленной. Специфика профессии... Поэтому, если честно, он на самом деле наслаждался в первую очередь самой обстановкой кафе.