Виктор Слипенчук - Звёздный Спас

Давненько он не прогуливался по Ломоносовскому проспекту. Давненько. А погода классная. Ручейки тающего снега на тротуаре уже не казались, как в сквере, скромными намёками – полноценные ручьи, несущие кораблики.

Господи, как хорошо! Солнце, блики лужиц, тиньканье синиц – всё это весьма согласованно расшатывало зимнюю устойчивость. И день предстал голубоватым и пористым, точно ноздреватый снег. Весна с неудержимой пронырливостью пробиралась во все просветы и промежутки. Так что уже и остатки прошлогоднего мусора, вылезшие из-под снега, воспринимались не обычной замусоренностью, а преднамеренным хаосом какого-то космического порядка.

Да, зима проскочила, а он не заметил. И каким образом можно было заметить, если с момента аварии в ЛИПЯ столько произошло всего и сейчас происходит? Как снежный ком наворачивает, наворачивает, вот-вот хлынет лавиной и ничего не оставит. Ничего – ни снега, ни генеральских погон, всё обновится. Хотя, кто знает, всякое бывает! Ждёшь чего-то одного, конкретного, а получается что-нибудь абсолютно неконкретное. Но благодаря именно этому неконкретному всё согласуется, стыкуется, и образуется очень даже неплохой результат, причём по всем направлениям. Не потому ли он, Агапий Агафонович, путь держит не куда-нибудь, а в кафе «Сталкер», так сказать, в логово самоубийц? Самоубийц ли? Возможно, и здесь как-то проявляется бреусовское нечто ?!

Полковник остановился. Носком туфли стал откапывать из-под снега выглядывающую газету. Газета не интересовала. Его вдруг озарило, что индивидуумы , обсуждающие в кафе варианты и способы ухода из жизни, на самом деле никуда не уходят. То есть Бэмсик трансформирует их в энергетические поля и отправляет в так называемое биопольное пространство.

Да, конечно, вот почему милиции, постоянно наблюдающей за посетителями кафе «Сталкер» и фиксирующей одежду и документы внезапно исчезнувших людей, никогда не удаётся обнаружить их тела или хотя бы какие-то остатки останков. Они словно испаряются куда-то. Вот именно испаряются.

Полковник уже было пошёл, но потом вдруг вернулся и с силой «клюнул» носком туфли под смёрзшийся комок снега. Комок шлёпнулся, снежные брызги разлетелись, словно от пиротехнической хлопушки.

Прохожие отпрянули и осуждающе воззрились на него. Чтобы хоть как-то реабилитироваться, полковник поднял газету и, насколько мог, осторожно отряхнул её. Естественно, он прочёл название – « Московский университет ». На первой полосе красовался снимок двадцатиэтажной гостиницы «Академия», пущенной в эксплуатацию, если верить газете, ровно месяц назад.

Полковник незаметно, боковым зрением наблюдал за приостановившимися прохожими.

Увидев, что он уставился в газету, прохожие дружно заспешили по своим делам. На лицах читалось разочарование – каких только антиков не увидишь в районе Воробьёвых гор!

Между тем Агапий Агафонович напрягся – год выпуска газеты совпадал с текущим годом. Но дата и месяц казались немыслимыми – тридцатое апреля.

Он осторожно свернул газету и, не глядя на неё (боялся удостовериться в правильности зафиксированного в памяти), спустился в каменные джунгли переходов у новой библиотеки МГУ. После дневного освещения подземный свет казался тусклым и каким-то неустойчивым. Зато ветерок калориферов по-весеннему мягко опахнул лицо Агапия Агафоновича, и он подумал, что начало марта – это не конец апреля. К первому мая в Москве уже не бывает снега и практически всюду сухо. Полковник решил напрямую «поднырнуть» под площадью, чтобы выйти в сквере рядом с кафе. Там, на лавочке, он и рассмотрит газету более основательно.

Удерживая нетерпение, Агапий Агафонович нарочно поднимался не торопясь. Ему приходилось наступать на свою изломанную тень, потому что солнце стояло неожиданно высоко и как бы придавливало её к лестнице. Навстречу попались два паренька, в отличие от него одетые по-летнему, наподобие Джавахарлала Неру. Полковник остановил их. Они озадаченно переглянулись и посмотрели на него с таким удивлением, словно он был инопланетянином.

– Молодые люди, будьте любезны, – Агапий Агафонович постарался придать своему голосу наибольшую в его положении доброжелательность. – Скажите, пожалуйста, какое сегодня число?

– Первое мая, – разом ответили молодые люди.

И, засмеявшись своей неожиданной синхронности, весело побежали вглубь подземного перехода.

Полковник с преувеличенной неторопливостью подошёл к ближайшей лавочке, стоящей под сенью тополя. Узкие листочки только-только проклюнулись, и редкая прозрачная зелень мелко-мелко рябила в глазах, словно мелкоячеистая сеть. Господи, как хорошо, подумал Агапий Агафонович и, сев на лавочку, с тою же преувеличенной неторопливостью развернул газету.

« Московский университет » – тридцатое апреля. Так всё-таки тридцатое, а не первое мая, с некоторой язвительностью отметил полковник. И тут же одёрнул себя – какая разница тридцатое апреля или первое мая?! Во всяком случае, не март – это уж точно. Наверное, время изменилось, когда он находился в пространстве подземных переходов.

Он опять посмотрел на редкую и оттого как бы зыбкую зелень и вновь развернул газету. Местами несколько волглая, но вполне чистая, она совсем не походила на комок бумаги, только что извлечённый из-под снега. Полковник усмехнулся: всё-таки кто этот Бэмсик – Председатель комитета СОИС или оборотень?

Он резко встал и, заслонившись газетой от яркого, словно на Пасху, играющего солнца, решительно направился в кафе «Сталкер».

Кеша сразу узнал этот холм. Они с Фивой оказались на его пологой вершине, заросшей густой травой. Именно здесь он познакомился с мужчиной и женщиной и мальчиком лет четырёх. Они сидели на тонком полотняном покрывале и смотрели вниз на излучину реки, поблёскивающую в лучах полуденного солнца. Река, железнодорожная насыпь, сосновый бор и красные черепичные крыши с белыми коконами вместо труб.

Кеша провёл рукой по густой траве и невольно осмотрелся. Ему показалось, что мужчина и женщина и их сынишка Адам где-то здесь. Возможно, среди наблюдателей, которыми тогда был занят весь склон холма. Нет, он никого не увидел. Не было и странного города с человекоподобными тварями, разговаривающими трубными звуками.

– Кешенька, – он услышал взволнованный голос Фивы и почувствовал её ласковое прикосновение. – Ты вспомнил это место?

Он кивнул, и тогда Фива указала на неприметную тропку, которой он прежде не видел, или её не было, но именно по ней он шёл в гости к молодой семье.

– Если мы спустимся по этой тропке, ты, наверное, сам узнаешь, где мы сажали наш цветок.