Виктор Слипенчук - Звёздный Спас

Спешат, торопятся, очевидно, изменённое время вторглось во что-то настолько существенное, что им уже не до него.

Агапий Агафонович был уверен, что найдёт их у стойки администратора, или, как говорят, «на ресепшн». Однако «на ресепшн» их не было. И вообще в холле было пустынно. Журнальные столики из стекла, диваны и кресла, обтянутые мягкой кожей и освещённые гирляндами галогеновых лампочек, – всё пустовало.

Полковник, чтобы хоть чем-то занять себя, надел плащ, неторопливо прошёлся к никелированным кабинам лифтов.

Зеркала, блеск люстр и ваз в виде роскошных амфор, стоящих в проёмах ложных арок. Расписанные тарелки, висящие в простенках подобно щитам древних эпох, – всё-всё вокруг отражалось на кафеле плитки, как бы на водной глади. В пространствах отражений света было избыточно много, а в реальном пространстве, исходящего непосредственно от ламп, плафонов, люстр и даже галогенок, его едва хватало на полумрак. Предметы и свет клубились, точно «В саду доктора Гаше» Винсента Ван Гога. Во всяком случае, в окружающей действительности ощущалось что-то болезненное.

В одном из проёмов соединяющихся арок ваза отсутствовала, а круговые ступеньки поднимались не вверх, на подиум, а спускались вниз, в отражённое пространство. Какая странная игра света, подумал Агапий Агафонович и только лишь из любопытства занёс ногу, чтобы постучать носком туфли по кафелю плитки, как неожиданно носок туфли погрузился в так называемое световое отражение.

А, будь что будет, решил полковник. После происшествий в ресторане «Ермак» и внезапной встречи с Бэмсиком в виде студенистой улитки вряд ли возможно ещё что-нибудь такое, чего могут не выдержать его нервы. Он смело и как бы ни о чём не заботясь, стал сбегать по ступенькам. Свет отражённого пространства в соприкосновении с ним приобретал зеленоватый оттенок. Блики завихрений вначале проницали его, а потом, когда он ушёл как бы в подпол, всё вдруг успокоилось и восстановилось. То есть действительность перевернулась. В отражённом пространстве пола, точнее на кафеле, на котором он стоял, прорисовалась овально очерченная администраторская стойка, обширный зал с «оазисами» из стеклянных журнальных столиков и кресел с диванами, обтянутыми мягкой кожей. А прямо перед ним приоткрытая раздвижная стена актового зала. Из-за которой он явственно услышал голос Председателя комитета СОИС, усиленный радиодинамиками.

Пожалуй, ничто не могло так глубоко воздействовать на полковника, как этот спокойный, ровный голос, который он узнал бы из тысячи. Всё его существо, как бы зазвенев, вытянулось в струнку.

Председатель говорил о том, что благодаря последним открытиям мировой науки точно установлено, что время, подобно весу предметов, даже на Земле не всюду равнозначно. Если представить обычное время за единицу, то есть территории, где время меньше единицы, а есть – где больше. Благодаря этому на Земле есть временны́е полости или временны́е пещеры , которые вполне можно использовать при столкновении с астероидом Фантом как своеобразные бомбоубежища. Тем более что в них, временны́х полостях , сохранилась соответствующая времени флора и фауна – допустим, мезозойской эры или любой другой. Тут важен факт, в какой именно период произошло отслоение и консервация времени.

Главное, на что делал упор Председатель, – всем присутствующим надлежит разъехаться по своим регионам и там, подобно тому, как он провёл собрание здесь, провести собрания на местах, чтобы не было пропущено ни одно поселение, ни один дом в каком-нибудь, пусть даже заброшенном, Горном Хуторе.

Он требовал и наставлял, чтобы после их выступлений людьми овладевало неодолимое желание собираться в группы, а группы – в своеобразные толпы фанатов-болельщиков, которые бы обсуждали выступления, дискутировали на тему изменчивости времени. Разве они не ощущали на себе, что нарушение одной системы координат, одного общественного строя полностью обрушивает соответствующий этой системе поток времени? Многие люди выброшены из жизни, ходят потерянными, как бы опущенными в воду. Тут уже и клубы самоубийц – реальное благо.

Полковника заинтересовал контингент аудитории. Он подумал, что здесь собран цвет сотрудников СОИС и, следовательно, и он должен находиться среди присутствующих. Тем не менее никакого приглашения он не получал.

Агапий Агафонович решил пройти в актовый зал, но перед ним неожиданно выросли: женщина с общипанным хохолком и совершенно заросший мужчина в сосульчатом малахае.

– Это ваше? – поинтересовалась женщина, подавая газету.

Агапий Агафонович кивнул. Он узнал номер многотиражки МГУ с фото гостиницы «Академия» на первой полосе.

– Тогда идёмте, мы проводим вас, – сказала женщина. – Разыскиваемые иностранцы – рядом, за соседней дверью.

Соседняя дверь, в которую попросили пройти Агапия Агафоновича, находилась за какими-то очкурами [2] и лестничными переходами. Женщина в плюшевом лапсердаке очень быстро шла впереди, указывала дорогу, а заросший мужчина в сосульчатом малахае замыкал шествие, шёл позади полковника.

Ни за что не догадаешься, из какого они сословия, какой социальной принадлежности. Женщина, пожалуй, из служащих – обедневшая интеллигентка с пролетарскими корнями. А этот, в малахае, очевидно, из крестьян, представляет корни в чистом виде. И что их связывает? А корни, наверное, и связывают.

Полковник усмехнулся. Он представил женщину в лапсердаке и мужчину в сосульчатом малахае в виде известной скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и колхозница».

Лапсердак с отдувающимися карманами поверх заношенных джинсов. Сосульчатый малахай. Простроченный, как матрас, бушлат. Рваные галифе с напуском на тяжёлые ботинки с подковками. Все эти аксессуары пришлось бы скульптору тщательно вылепливать. А главное, пришлось бы название менять – «Рабочая дама и бедствующий басмач».

И так-то до корней не просто докапаться, а тут и вовсе запутаешься. Потому что «басмач» происходит не столько от тюркского basma – «набивной холст», «чёрная краска для волос», сколько от узбекского basma – «налёт». Впрочем, «Рабочая дама и налётчик» тоже ничего не разъяснит… И что интересно, взяли его в «коробочку» с двух сторон, словно сотрудники СОИС.

– Нет, мы не сотрудники СОИС, – коротко оглянувшись, сказала женщина. – Мы – «тростник колеблющийся». Родственное остаточное электричество вполне конкретного вашего тяготения или хотения.

– Материализующееся ваше желание, – подал голос мужчина, идущий сзади. – И вполне согласны, что до этих корней не так просто докопаться.

– Ой, да что тут докапываться?! – удивилась женщина в лапсердаке. – Неужто полковник никогда не сталкивался с фактами, когда в угоду его желанию информация стягивалась к нему как бы «по щучьему велению», а на самом деле – «по его хотению»? Всякие там секретные материалы: статьи, газеты, журналы, книги и так далее!