Александр Розов - Мауи и Пеле держащие мир

У многих пилотов есть любимый ландшафт и любимое время суток для полета. Те, кто предпочитает морской ландшафт, обычно любят летать на рассвете или на закате, когда невероятная гамма красок расцвечивает небо. Впрочем, кто-то любит полдень, когда на волнах играют мириады солнечных бликов. А Наллэ Шуанг с некоторых пор полюбил летать над морем ночью. Полюбил не по собственной инициативе, а по совету военно-летного инструктора, Пиркса, молодого ветерана «снежного эскадрона», сражавшегося против международной полиции в ходе «Кокаиновой войны» в Центральной Америке. «Небесный партизан, — учил Пиркс, — любит то небо, которого боится враг. Враг просто человек с простыми страхами, такими, как страх темноты. А вы постарайтесь полюбить одиночные ночные полеты над морем в режиме радиомолчания. Темнота ваш друг».

Наллэ Шуанг, 17-летний выпускник морского технического колледжа, пилот-сержант инженерно-саперного авиа-корпуса Тувалу, постарался и полюбил темноту. Чего там: аутотренинг. Ему психологически это было проще, чем пилотам постарше. Но, кстати, летный стаж Шуанга, начавшего самостоятельно пилотировать с 14 лет, был уже более полутора тысячи часов, из них около ста часов на «крабоиде». Сейчас Наллэ, выполняя одиночное боевое задание в условиях темноты, чувствовал себя уверенно и азартно. В условных цветах T-лорнета, работающего в режиме ноктовизора, океан внизу выглядел фантастически красиво. По тусклой аквамариновой поверхности бежали более темные завитушки разрозненных верхушек волн. В небе горели алмазные пунктиры — рисунки созвездий. Иногда их закрывали полупрозрачные сиреневые тени облаков…

Наллэ улыбнулся темноте, и ему хотелось думать, что она улыбнулась в ответ. Можно спросить: «разве темнота способна улыбаться?». Конечно, в обычном смысле — нет, но почему бы не считать улыбкой стайку дельфинов, внезапно возникшую в поле зрения? Ноктовизор окрасил их теплые тела в лиловый цвет, а брызги, разлетающиеся при их прыжках, выглядели не аквамариновыми, а почти лазурными. Классно лететь на малой высоте, когда до волн 200 метров. Стайка лиловых дельфинов осталась позади, потом промелькнул канареечный силуэт небольшой яхты, с полупрозрачным треугольником паруса, и Наллэ мысленно пожелал яхтсменам, устроившим круиз в этой неспокойной акватории, не угодить в очаг боевых действий и счастливо добраться до гавани.

Яхта уже исчезла позади, а мысли 17-летнего пилота продолжали крутиться вокруг нее. «Классно будет, — подумал он, — когда после войны такие ребята-яхтсмены смогут легко крейсировать по нашему океану, хоть от Японии до Новой Зеландии, а пилот-любитель, случайно пересекшийся по курсу с такой яхтой, поймав ее локальную радио-сеть, будет просто интересоваться: Как дела? Все ли ОК? Не нужна ли помощь? Вообще, не важно, какой это кораблик: яхта, или траулер, или проа туземцев. Просто, будет стиль Tiki-foa. Морская этика канаков». Тут ход мыслей Наллэ Шуанга запнулся о слово «канаки».

Humi на Тувалу часто называли себя канаками, как и многие другие «анти-системные» колонисты в Океании, но происходили из США. Сперва на Нукуфетау Тувалу прибыли двести humi, а за следующие полторы дюжины лет сообщество выросло в 20 раз, но доля аборигенов среди них оставалась удручающе малой. «Городские» туземцы столичного атолла Фунафути, где жила половина всего 10-тысячного населения страны, и второго «цивилизованного» атолла Ваитупу, где жила еще четверть населения — шарахались от «сектантов». «Деревенские» туземцы шести других атоллов Тувалу относились к humi дружелюбно, однако держали дистанцию. Только тинэйджеры из деревенских семей, в поисках заработков, вступали в контакты с humi, и втягивались в сообщество. Но, этот источник новых людей был незначительным по сравнению с числом приезжающих…

Молодежь humi воспринимала отчуждение аборигенов, как следствие пропаганды со стороны господствующей пуританской (англо-кальвинистской) конгрегации, которая доминировала на Тувалу уже полтораста лет, и не собиралась сдавать позиции. Вот по какой причине пуританские деятели попали в революционный реестр на ликвидацию. Сказано — сделано. Один вечер, и нет на Тувалу ни оффи, ни пуританской церкви. Но, аборигены, освобожденные от государственного и церковного прессинга, почему-то не обрадовались, и не начали брататься с humi, а смотрели на освободителей с ужасом, и кажется, опасались, что теперь humi освободят атоллы от туземного населения. Быть может, аборигенов ужаснула психологическая легкость, с которой их странные соседи расправились с идеологическими оппонентами. Перестреляли всех «идейно-враждебных лиц», вывезли трупы в океан и утопили вместе со старой баржей, как бытовые отходы.

«Что-то мы не учли тогда, 15 ноября, — думал Наллэ Шуанг, летя сквозь ночь с атолла Никумароро к острову Бейкер, — надо просто объяснить аборигенам. Приеду домой на выходные, и мы что-нибудь придумаем. И вот что: надо поговорить с Бокассой. Он же профессионал по экономической психологии. А тут социальная психология. Близкие предметы. Скорее всего, Бокасса сможет подсказать что-то позитивное».

Придя к этому выводу, Наллэ просто выбросил негативные мысли из головы. Вот чем хорошо школьное образование в стиле «Humanifesto»: практическая психология идет с первого класса, с 6 лет, когда знания легко усваиваются, а полезные навыки становятся автоматическими. Контроль над потоком сознания был для 17-летнего Наллэ таким же привычным действием со своим организмом, как мытье рук или чистка зубов. Проведя короткую гигиену мозгов, Наллэ быстро повторил про себя боевую задачу:

1. В 20:00, находясь в 70 км южнее цели, получить подтверждение на атаку.

2. Снять тетреновую бомбу с блокировки, и проверить готовность по индикатору.

3. Проверить по наличию крестика на Т-лорнете захват цели борт-компом.

4. Выполнить горку до высоты 500 метров, и провести прицельный сброс бомбы.

5. Немедленно после сброса, уйти в левый вираж, с набором скорости.

Все это напоминало обычный тренинг на авиа-полигоне. В нужный момент, Наллэ без каких-либо проблем выполнил пункты с первого по пятый. Бомба-капсула (200 литров жидкого тетрена) летела к цели, а «крабоид» за 10 секунд, оставшиеся до взрыва, резко развернулся, чтобы оказаться максимально далеко от эпицентра… Как всегда в такие ключевые моменты, время тянется, будто капля сиропа, срывающаяся с ложки. Вот ее хвостик вытянулся до предела, лопнул, и — кап! Позади самолета полыхнула ярчайшая вспышка. В нештатное зеркальце, укрепленное на фонаре кабины, Наллэ Шуанг увидел огненный шар, вспухающий над плоским пустынным островом. А чуть позже добежала взрывная волна. На дистанции 2 км это был громовой удар по ушам и легкая встряска.