Наталия Сова - Королевская книга

Я рассмеялась. Последний день дождя всегда самый трудный в году, а первый день снега — самый легкий, но Серафиму необязательно об этом знать.

Завтракали весело, принесенный проводницей в раритетных подстаканниках чай плескался и дрожал, улыбка Серафима встречалась с моей, ничего не значащие слова о погоде и скорости поезда наполнены были потаенными смыслами, расшифровать которые можно было по узору на радужке глаз каждого из нас. Мне было до странности не важно, какие опасности могли мне угрожать, какую роль в их предотвращении играл загадочный «Международный центр содействия культурному развитию» и в чем состояло профессиональное предназначение даймона Серафима Александровича Пичугина. Важным был лишь сам факт существования Серафима и его присутствия рядом со мной.

— Продолжим? — предложил он, и я вынула книжку из-под подушки.

Тишина, неловкий, спотыкающийся узор слов на желтоватой бумаге, снежные луга за окном, удивительное молчание Серафима, — казалось, это длилось не более получаса. Но внезапно Серафим сказал: «Мы подъезжаем», и замелькал, грохоча, Камский мост, меж косыми перекладинами которого хмурилась тяжелая, серая вода, и завиднелся черно-белый город, уходящий вдоль берега вправо и влево за пределы видимости. Маленький мальчик у противоположного окна потрясенно спросил папу: «А Пермь что, больше Москвы?»

— Ирина, — сказал Серафим, — мы будем видеться часто…

— Я надеюсь.

— …но стоит подстраховаться. Вот средство экстренной связи, — он вложил в мою ладонь серебристый сотовый. — Там в списке только один номер, мой. Звоните при малейшем затруднении.

— Слишком дорогой подарок… — Я повертела телефончик в руке.

Серафим только приподнял бровь.

— Спасибо. А как же ваша работа? Вы говорили, что будете страшно заняты.

— Ирина… — Серафим с детским изумлением склонил голову к плечу. — Разве вы до сих пор не поняли? Я приехал в Пермь ради вас, и занят я буду исключительно вами.

— На самом деле я поняла. Хотела убедиться окончательно…

На перрон вышли вместе. Серафим нес мой саквояжик и держал меня за руку, словно я была маленькой девочкой и могла потеряться.

Привокзальная площадь приняла нас в натруженную, грязную ладонь. Замерзшие таксисты, зазывающие пассажиров, веселые мужики бодрыми голосами предлагающие купить почему-то дрели и болгарки. Пестрый киоск, исторгающий истошную песню с часто повторяющимся словом «воровайки», гроздь монтажников, облепившая железный остов магистрального рекламного щита. Осторожные, вкрадчивые снежинки, морозно-выхлопной запах города, милая родина-зима.

— Такси для влюбленных! — Выскочивший перед нами на дорогу парень был одной сплошной улыбкой.

Мы с Серафимом переглянулись.

— Я остановлюсь в «Замке», — сказал Серафим. — Один мой хороший знакомый мне рекомендовал эту гостиницу.

— Это в Камской долине, а мне совсем в другую сторону…

— Не важно, — сказал Серафим.

Парень подмигнул нам, и я улыбнулась в воротник куртки. Серафим открыл передо мной дверцу машины.

Я перешла на шепот:

— А этот ваш знакомый тоже… — я проглотила слово «даймон», — работник вашей организации?

— Нет, он владелец сэконд-хенда. Итак, где и когда мы встречаемся?

— Завтра выходной…

— Завтра, замечательно. Днем запишете продолжение истории, а затем — легкая вечерняя прогулка. Я заеду за вами в шесть. Покажете мне город?

— Конечно.

Мы говорили тихо-тихо, почти касаясь друг друга. Парень за рулем поглядывал в зеркало с живейшим интересом.

— Из свадебного путешествия? — не выдержал он наконец.

— В кустах гаишники! — ответил Серафим.

Парень дернулся и больше не оборачивался, сосредоточенно следя за дорогой.

Выходя у своего подъезда, я хрустнула льдом. Серафим опустил стекло и прокричал из медленно разворачивающейся машины:

— Ирина, ни в коем случае не выключайте телефон!

Я кивнула, помахала ему вслед и некоторое время стояла, улыбаясь, у треснувшей лужи, созерцая белую молнию, остановившуюся на поверхности льда.

В тот вечер огромная лужа у ворот постоялого двора «Полтора орла» впервые покрылась льдом. Вот и осень кончается, подумала Арника, стоя под облачным небом. Темным северным краем небо навалилось на дальние холмы, за которыми раньше был город Изсоур. Здесь, близ Сырого Леса, три большие дороги — из Антара, из Кардженгра и из самой столицы — превращались в одну, ведущую мимо ворот постоялого двора в этот великий город. С тех пор как Изсоура не стало, дороги год от года все больше зарастали бурьяном и постепенно сливались с окружающими пустошами. За все лето здесь проехало лишь два обоза — последние уцелевшие жители покидали эти места, двигаясь на юг, на поиски лучшей жизни. Отсюда были хорошо видны руины замка Иволин на самой высокой из вершин и пепелище, оставшееся от деревни.

Арника присела на корточки, ненадолго прижала ко льду палец и стала рассматривать возникшую маленькую луночку. Странно, думала Арника, почему в мире все гораздо легче ломается, нежели создается. Чтобы исчез след минутного прикосновения, воде и холоду придется трудиться целую ночь. Чтобы заново отстроить сожженный в одну ночь замок, понадобится, наверное, больше года. Может быть, где-нибудь далеко-далеко есть на свете такие края, где разрушать так же трудно и долго, как у нас — строить и чинить…

Стало зябко, и Арника привычным движением закуталась в длинные пушистые волосы. Ей летом исполнилось двадцать, но, так как никто к ней ни разу не сватался, она носила вышитую ленту на лбу и никогда не заплетала кос.

Однажды в раннем детстве она вдруг заметила, что не может быть вместе с другими людьми. Что-то отделяло ее от них, что-то прозрачное, но непреодолимое. И только совсем недавно Арника обнаружила, что пространство вокруг нее плотнее, чем везде. Скорее всего, оно сжато так, что один шаг вмещает в себя тысячу шагов и люди на самом деле гораздо дальше от нее, чем кажется.

Именно потому никто никогда не слушал ее речей, не приглядывался к выражению ее лица. Она старалась подходить к людям как можно ближе, но расстояние все равно оставалось очень большим. Сами люди этого не замечали, говорили с ней из своего дальнего далека, не заботясь о том, поймет Арника или нет. Расстояние часто искажало смысл их слов, а они сердились, порой даже кричали на Арнику, будто она была виновата.

Совсем иначе было с вещами. Вещи были рядом, их речи Арника всегда понимала. Цветные нитки говорили ей, как именно они хотят лечь на ткань, она всегда исполняла их просьбы, и лучше ее вышивок не было во всей округе. Блюда для особых гостей готовила только Арника. Выуявь тоже неплохо стряпала, но не знала, что обычно овощи и крупы сами говорят, как с ними нужно поступить, чтобы получилось вкусно. По скрипу ворот Арника могла определить, нравятся ли им въезжающие гости, а по едва слышным звукам из кладовой — догадаться, какое настроение сегодня у Закаморника, маленького существа, которого, кроме Арники, никто не видел.