Ари Ясан - Дом тысячи дверей

Особое внимание В. уделил стене, где должна была быть дверь. Он прополз несколько раз вдоль стены на коленях и ощупал каждый бугорок и неровность на ее шероховатой поверхности, надеясь на то, что где-нибудь найдется кнопка, открывающая потайную дверь. Поиски его, как и следовало ожидать, не увенчались успехом. Да В. и сам нутром чувствовал, что его заточение не случайно, и что о нем, конечно же, не забыли, напротив, его намеренно оставили взаперти. В. почти не сомневался, что за ним наблюдают. Потому В. не позволял себе ни стонать, ни жаловаться, ни каким-либо еще способом выражать недовольство.

Но каким издевательством выглядели теперь недавние разглагольствования Мистера о том, что В., видишь ли, не будет ни в чем нуждаться! Так вот чего стоят все эти рассуждения о свободе! Ох, если только В. выйдет из этой комнаты, Мистеру не поздоровится, задаст ему В. по первое число!

По правде говоря, если бы голова В. не была сейчас полна тяжелого тумана, то он посвятил бы время тщательной разработке плана мести. В. не сможет, скорее всего, отлупить Мистера, а самые страшные ругательства и оскорбления ничего не значат для этого престарелого пакостника. Но все равно В. нашел бы слабое место у противного старикана. Может быть, это Леяна? Даже ее сейчас не пожалел бы В., ведь и ежу понятно, что она заодно с Мистером.

В. перебирал в памяти подробности своих встреч с Мистером, Леяной, Джаджем и другими обитателями Дома, силясь разгадать только одну загадку: зачем им понадобилось так подло глумиться над В.? Что они задумали? О том, что, возможно, он никогда уже не выйдет из этой комнаты живым, В. старался не думать.

Надо же, а ведь еще недавно В. мог бы поклясться, что эти люди его друзья! И Леяна, и Эл Рэл, и бородачи, казалось, так были добры к нему, проявляли искреннее участие. Очевидно, это был всего лишь отвлекающий маневр. Они усыпили бдительность В., чтобы тому и в голову не пришло сопротивляться, когда его, как барана в стойло, отвели в эту комнату. И снова В. злился на самого себя, на Мистера, на Леяну, на всех, кого только мог вспомнить. Он знал, что это ему ничего не даст, но не мог утихомирить свои чувства.

Как раненый зверь, он метался по комнате и боялся замедлить шаг, боялся расслабиться хоть на мгновенье, потому что знал, что этот стержень кипящей ярости раскрутится в нем в бешеную, сметающую все на своем пути махину. Может быть, он будет выть, как дикий волк, или биться головой о стену, В. страшился даже подумать о том, что произойдет, если он хоть на миг даст слабину. И потому он скрежетал зубами, но, преодолевая слабость, не переставал шагать по комнате без цели и без особого желания, но для того только, чтобы не останавливаться и не задумываться о том, как он зол на весь свет.

Он бродил из угла в угол, пока окончательно не выбился из сил. Его трясло, когда он рухнул на диван. Теперь у него не осталось сил даже на злость. Укрывшись одеялом с головой, чтобы никто не смог его видеть, он тихо, но самозабвенно заплакал. Он заглушал, как мог, рыдания, в которых изливались его ярость, его беспомощность и его обида. Он не плакал так с самого детства. Не плакал так искренне, забыв обо всем, кроме своей досады. Плача, он стал воплощенным горем и, как ни странно, это ему помогло. Слезы были такими горячими, что обжигали щеки, но они принесли ему облегчение.

Он плакал и плакал, потому что знал: он ни в чем не найдет утешения. Любящая рука не приласкает его, и верный друг не скажет слов ободрения. Ни любви, ни дружбы, ни родного дома – в жизни В. не осталось ничего. Если бы он только мог вспомнить хоть что-то, ради чего стоило бороться за свою жизнь! Если бы его ждал хоть кто-то дорогой и любящий за этими стенами! Но сейчас он совершенно один посреди неприветливого бушующего моря невзгод. В. не знал, что одиночество бывает таким бесконечным, а отчаяние таким беспредельным.

У него не осталось ни одного щита, чтобы заслониться им от наваливавшейся на него тяжести. Что-то большое, огромное, рядом с чем В. был всего лишь букашкой, надвигалось на него, и ему не было спасения. Когда же он успел все потерять? Он словно раздробил себя на тысячу частей и выбросил девятьсот девяносто девять из них. И вот теперь осталась только крохотная частичка его прежнего, только малая ничтожная часть того сильного и красивого В., каким он был когда-то.

Он знал, что не мог поступить по другому, но все же он сам не мог понять, зачем он последовательно разрушил все, чем наградила его судьба. Если ему не нужен ни уютный очаг, ни стабильный заработок, ни крепкая семья, тогда что же ему нужно? Если бы только В. понял это, тогда он смог бы обрести хоть какие-то жизненные ориентиры, ради которых стоило бороться. Но все его чувства были неверными и зыбкими, как туман. Неужели Мистер прав? Неужели все, чего ищет В., это свобода? Но свобода от чего? И разве существует такая свобода, которая не ограничена ничем? В. предчувствовал, что в поисках этой свободы он потеряет самого себя, утратит даже воспоминание о том В., который жил когда-то. Так, терзаемый тягостными думами, он метался под одеялом, пока тяжелый сон как благословенное избавление не пришел к нему.

В. проснулся. Он не знал, сколько прошло дней с тех пор, как его заперли в комнате. Время остановилось. Даже если бы здесь были часы, движение их стрелок ничего не значило бы для В. Что проку следить за часами, если сейчас каждая секунда растягивалась в бесконечность, в бескрайний океан безвременья, в котором В. тонул, даже не думая сопротивляться?

В. застонал. Искусственный свет лампочки, лившийся с потолка, резал по глазам, как бритва. Казалось, сам воздух, врывавшийся со свистом в легкие, причинял ему боль. Каждый предмет в этой комнате словно был заодно с мучителями В., даже просто смотреть на стул В. было больно. Пытаясь пошевелиться, В. лишь открывал для себя новые грани мучения.

Где-то в глубине души у него была тайная, но, увы, не оправдавшаяся, надежда на то, что он опять, сам не зная как, «проснется не открывая глаз» и вновь изменит комнату. Вот бы у него получился зеленый лужок на берегу речки с кристально чистой водой. Вода! В. опять застонал, но стон не принес облегчения, а только новые муки. В. уже не знал, что делать. И встать с кровати у него не было сил, и лежать ему было противно до тошноты.

В. долго еще валялся на диване, прежде чем все-таки решился вылезти из-под одеяла. Зябкая дрожь пробирала все тело. Без особой надежды В. проверил ванную и кухню, еле доковыляв туда на негнущихся ногах. Как он и ожидал, нигде не обнаружилось ни воды, ни еды. Это его ничуть не удивило. Одурелым взглядом он окинул кухню. Вид колченогой печки показался ему оскорбительным. Какое утонченное издевательство! Оставить человека без пищи, но при этом не забыть снабдить его печкой! Тяжело вздохнув, В. удалился из кухни и в совершенно унылом состоянии вернулся на диван, который ему уже опостылел до чертиков.