Андрей Лазарчук - Весь этот джакч (дилогия)

– Пиво это пить нельзя. Оно ещё из санаторских запасов. Мы несём банки в «Солёную штучку» – Сани Копчушка заказал. Он хочет обновить интерьер, чтобы стойка выглядела как в довоенные времена…

– Ага! – говорит Гондон. – Так мы и поверили! Тогда бы вы пустые банки принесли – зачем лишнюю тяжесть таскать?

– Копчушка просил, чтобы не выливали. Потому что пустые-то банки от любого толчка с полок полетят!

– Ага! – говорит Гондон. – Почему же вы тогда по дороге от станции пришли? Да ещё как раз после поезда!

– Да мы по пути зашли, чтобы через проводника посылочку от доктора передать. Пробирки какие-то…

– Ага! – говорит Гондон. – Пробирки! А почему у вас в руках были пустые банки? Сами-то пили, а нам тут заправляете про довоенное пиво!

Тут мы отвечать ничего не стали, а только потупились виновато – твоя правда, презервативчик, лажанулись… Ничего не скроешь от твоего зоркого взгляда, о вождь!

– Баночки-то новенькие, – говорит Гондон. – И купили вы их у проводника Гери Очану. Или сменяли на часы какие-нибудь… Похоже, в столице старый пивзавод реконструировали… Кишка! Не смей открывать! На банкете раздадим всему активу и гостям! Счастливо оставаться, сопляки!

И оставили нас, побитых и ограбленных, рыдать на развалинах Старой казармы.

Но рыдали мы от хохота.

О банкете «отчичей» доныне ходят легенды. А ресторан «Трактир Отцов» с тех пор прозвали «Сортир Отцов». Хозяин его, старый Фаржи, потом просил нас поискать в санатории какой-нибудь дезодорант.

– Нету, – говорим. – Весь извели: трупный запах на этажах – страшное дело…

Казыдлу-старший начал нам лепить политическую статейку – бактериологическая диверсия против патриотической молодёжной организации. Накатал бумагу господину Рашку, как представителю Департамента общественного здоровья. Дозер наш городской продрал шары, снял со всех показания. Проверил. И все подтвердили нашу святую правду: и Копчушка, и доктор, и даже проводник Гери Очану. Потому что мы сильно постарались быть максимально убедительными.

Производство же «Золотого наслаждения» в столице никто и не думал возобновлять!

А ещё надо вам знать, что господин Рашку – выродок. Это, конечно, звучит дико, но вот получилось. Сам дозер говорит так:

– Господин начальник департамента торжественно заявил: у меня в органах я сам определяю, кто выродок, а кто нет…

И наш доктор Мор постоянно снабжает его какими-то собственноручно сотворёнными болеутолителями. Иногда сам привозит, иногда через нас передаёт. Так что мы вызываем у дозера самые положительные ассоциации, а Гондон даже у родного отца таковых не вызывает.

Самое главное – отвязались от нас «отчичи». Убедились, что существует проклятье «Горного озера»…

Да, капрал Паликарлик тоже был на том банкете, паскудина злопамятная…

Снилась мне в эту ночь всякая дрянь.

Когда я был маленький, то по утрам плакался отцу: «Опять всякую дрянь всю ночь показывали!»

Вот именно она и пожаловала.

Снилось мне, что Мойстарик всё-таки выпихал меня после гимназии учиться в университет. И что я вернулся в родной город не то знаменитым журналистом, не то популярным певцом. Но поселился с какой-то радости не в родном доме, а как раз в санатории. И кроме меня там живёт ещё куча незнакомых подвыпивших людей. Среди них почему-то шарашится директор гимназии, пьяный в хлам – чего в жизни за Людоедищем нашим не водится. Я встаю и подхожу к окну – за окном дождь. Тут в комнату входит моя девушка. Она вроде бы Лайта, но в то же время и не совсем Лайта. Я говорю ей – вот кончится дождь, и мы пойдём гулять вдоль берега, я тебе покажу одно странное место… А не совсем Лайта отвечает: значит, никуда мы не пойдём, потому что этот дождь не кончится никогда…

– Типичный чужой сон, – определил Князь. – Плохая примета, вот хоть у Рыбы спроси, она растолкует…

Рыба, когда оставалась в санатории на ночь, выгоняла Князя ко мне спать на диване, а сама занимала его комнату. Хоть и отчаянная она была девка, но не до такой степени, чтобы дрыхнуть в отдельном номере. А так она вроде находилась под нашей защитой: призраки замученных психиатров сперва нас передушат, и только потом…

Нет, Рыбы уже и след простыл – и постель заправлена, как в казарме, кирпичиком. И стол накрыт на две персоны.

– Чаки, – сказал Князь. – Ты не забыл, кому мы задолжали?

– Так что капралу Паликару и корнету Воскру, ваше сиятельство! – отрапортовал я.

– Что мы им должны, Сыночек?

– Мерзкую мучительную смерть!

– Именно, – сказал Князь. – Мы похитим их из казармы и привезём сюда как раз перед самым грибным икромётом. Мы накормим их грибами до отвала. А потом выметанная прямо в гвардейских организмах икра начнёт распирать желудки, потечёт из ушей и глаз…

– Дай нормально пожрать, поэт хренов! – заорал я.

…То, что увидели мы у причала, нас даже не удивило.

Палуба «Адмирала Чапки» снова сияла белизной. Снова ждали нас и столик, и шезлонг, и свежий халат – этого добра в каптёрках ещё хватало. И спирт – правда, в ма-ахонькой бутылочке. И соль. И сачки. И костюм пугалы. Только бак был другого цвета – а так совсем как вчера.

– И когда она успела? – говорю.

– И вышла в полночь на берег она, – распевно сказал Князь. – И сбросила одежды и воззвала к озёрным, горным и лесным стихиям. И все они немедленно явились на зов неотразимой девы Нолу. И молвила она…

– …вставляй свой ключик, – тоненько пропел я.

– Вы, Чаки Яррик, долбанный пошляк, – вздохнул Князь. – Поэтому вас ждёт костюм ныряльный…

– Вот мой костюм, – сказал я и достал из кармана очки для бассейна. Я давно их нашёл в каком-то номере и заначил – авось пригодятся…

Как в воду глядел…

– А как же хвостики и маска? – обиделся Князь.

– Нарушать ритуальные правила так нарушать, – сказал я. – Правда, человечины я ещё не пробовал. Давай-ка я тебе на всякий случай палец откушу!

– Откусить-то откусишь, – сказал Князь. – А вот разжевать и проглотить будет тебе слабо!

Я поглядел на воду и весь заранее покрылся пупырышками.

Потом с надеждой посмотрел вверх – ну хоть чуть-чуть побольше жару!

Потом придумал, как отсрочить казнь:

– Надо глянуть, как там наш мушкет!

– А что мушкет?

– Может, его уже спёрли!

– Как же – спёрли, – сказал Князь. – Мне сдаётся, что мушкет сей будет меня преследовать, словно старые сапоги кавалера Людоша из баллады! Как он ещё под подушку ко мне не забрался!

Но всё-таки озаботился, пошёл посмотреть.

Выдержка у Динуата Лобату отменная. Он не заорал, не выскочил из-под причала, как псих – а просто побледнел, как всегда.

Вернулся на плот и говорит:

– На месте он, только…