Далия Трускиновская - Славянская сивилла

Когда двое мужчин к часу ночи уговорили третью бутылку водки почти без закуски — это серьезно. Но своей цели они не достигли — ничего не забылось…

— Я дурак. Нет, скажи — я дурак? Нет, ты скажи! — бубнил один.

— Не ты дурак, а я идиот, — возражал другой.

Оба влипли. И влипли примерно одинаково.

Один, Анатолий, связался с деловым партнером, от которого нужно было держаться подальше. Совместный проект сожрал кучу денег, прежде чем Анатолий опомнился и потребовал разрыва всех отношений. Партнер клялся, что его единственное имущество — сувенирный цех где-то в захолустье, и божился, что в хороших руках сувениры — просто клад, фигурная свечка с узорами в магазине стоит пятьсот рублей, сам проверял, только вот до цеха все руки не доходили. В помутнении рассудка Анатолий согласился взять в счет долга этот цех. Когда партнер, подписав документы, смылся в неизвестном направлении, Анатолий задумался, но было уже поздно.

Что касается Бориса — тот погнался за дешевизной. Ему предложили купить склад с содержимым по бросовой цене, объяснив это так: хозяин начинает совершенно новый бизнес, срочно нужны деньги, а одно только здание склада стоит дороже, чем просят за помещение вместе с товаром. Борис посоветовался с тестем и тещей, напрочь забыв, что для стариков все, что выше десяти тысяч, — уже миллион, и вложил деньги в этот дурацкий склад, вообразив себя крутым оптовиком.

Вскоре выяснилось — сувенирный цех может производить фигурные свечи, если поменять все оборудование, а на складе при нем — несколько тонн неликвида, обычных белых свечек, никому не нужных; что касается склада, то через полторы недели после продажи у него рухнул кусок крыши, и неудивительно — здание семьдесят лет не знало капитального ремонта, а товар оказался просрочен до такой степени, что его бы даже на корм свиньям не взяли.

— И что мне теперь делать с этими проклятыми свечками? — спрашивал Анатолий. — Если бы у меня было хоть что-то другое! Посадить мою дуру на базаре торговать?

— Нет, ты лучше скажи, что мне делать с этой проклятой тушенкой?! Ее же к Первой мировой заготовили!

Пили на кухне у Анатолия, а дура, его молодая жена, взятая несколько лет назад, когда деньги водились, за изумительно стройные ноги и фантастические ресницы, смотрела в спальне какой-то новый сериал. Вдруг она заявилась, да еще с новостью:

— Толя, мы разводимся.

— П-п-прямо сейчас? — спросил ошарашенный муж.

— Ну, да…

— А что случилось?

— Мне позвонил Добрыня. Он сделал мою ментоловую карту. Я чистокровная славянка, а ты кто?

— Тьфу ты… — пробормотал муж. — Удавлю я этого Добрыню…

— Попробуй только! — сказала дура и ушла обратно в спальню.

— Кто это? — спросил Борис.

— Козел какой-то. Помешался на славянстве. Тайные знаки расшифровывает. Недавно камень в лесу отыскал — а на том камне история из жизни древлян зачем-то вырезана. Каким-то допотопным шрифтом. Он ее прочитал, всюду статьи опубликовал. А потом оказалось — это надгробие со старого еврейского кладбища, вверх ногами перевернутое. Кажется, в холодильнике еще недопитая бутылка была…

Наутро оба мечтали о тихой и безболезненной кончине.

Офис, где Добрыня вел прием, находился на шестом этаже, в самом конце длиннющего коридора с пятью поворотами. Время наступило такое, что и эта клетушка стала славянскому магу не по карману. Добрыня сидел в одиночестве и ломал голову над проблемой — как привлечь публику. Генетическо-ментальные карты он предлагал — в месяц заказывали две-три, не больше. Чистку кармы древнерусским способом предлагал — не пользовалась спросом. Нужно было придумать сногсшибательную рекламу.

— Массаж? — сам себя спросил Добрыня. Он действительно десять лет назад окончил двухнедельные курсы массажа. Но слово совершенно не русское… какое же должно быть русское?.. Растиратель? Вспомнилась конкурентка, которая называла себя ведической трихой. Значит, трих? Или лучше — трец?

В дверь постучали. Вошел мужчина неславянской внешности — скорее всего, из татар или еще каких черемис.

— Мне вас рекомендовали, — сказал мужчина. — Я был в глубинке, тещину бабку хоронили, и наткнулся на такое — сам не могу понять, что это. Ну вот, стало интересно, а вы — специалист.

— Слава Перуну, — согласился Добрыня. — Присаживайтесь, рассказывайте. У меня расценки — одна консультация стоит пятьсот рублей.

— Нет проблем. Слушайте — я откопал настоящую славянскую ведьму.

— Это как?!

— А так — к тещиной бабке на похороны пришла, откуда-то из лесу выбрела, живет там одна. Пришла, значит, на кладбище, и говорит примерно так: что давняя подружка померла, ей вороны сообщили, а сама она может одно сказать — вовремя Лизавета преставилась, потому что скоро начнутся бедствия великие и половина рода человеческого вымрет. И что были предсказания давние, от бабки к внучке в роду тайно передавались, что сперва придет великанская зима, потом страшный Вольх солнце проглотит и тьма настанет, а моря выйдут из берегов. А зима-то — вон она, все никак не кончается! Так вы скажите — есть в этом какой-то смысл?

— Смысл есть… — пробормотал Добрыня, — и великий… Где ведьма?!

— Я ее привез. Она не сразу согласилась, в городе никогда не бывала, потом решила — нужно людей предупредить, чтобы хоть кто-то успел спастись. Понимаете, предсказано — кто первые десять дней тьмы переживет, у тех есть шанс, потому что будет какое-то другое солнце, этого самого, как его…

— Где ведьма?! — прорычал Добрыня.

— Да внизу, с моей супругой в машине сидит. Я так и думал, что вы захотите с ней побеседовать…

— Сюда ее, немедленно!

Десять минут спустя к Добрыне в кабинет вошла истинно славянская ведьма. Поверх вышитой серой рубахи на ней были намотаны какие-то тканые половики, она горбилась и опиралась на клюку. А на голове у ведьмы был потрепанный кокошник с подзорами, закрывавшими лоб и даже брови.

— Кхе, кхе, — сказала она хриплым, как у старого пьяницы, голосом. — Славянским духом тянет… Ты-то мне и нужен. Слышь, молодец, я сказывать буду, ты упоминай!

— Диктофон, вот диктофон… — визитер протянул Добрыне железную коробочку.

— Во веки незапамятные, во веки Велесовы… — нараспев затянула ведьма.

Говорила она четверть часа без перерыва. А потом вздохнула, замолчала и даже закрыла глаза.

— Ну, что я говорил? — спросил визитер. — И про Вольха, и про солнце…

— Как ее зовут?

— По паспорту — Анна Кузьминишна, а тайное родовое имя, что от бабки к внучке, — Гремислава. И ведь так говорит, что мороз по коже. Этого же нарочно не придумаешь — десять дней не будет электричества. Как вы думаете — в этом что-то есть?