Михаил Успенский - Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов

Вряд ли создатель этого рюкзака рассчитывал, что его изделие будут использовать по прямому назначению – подобно тому, как мастер Андрей Чохов отливал свою Царь-пушку для вечности, как на цеховых праздниках бондари сооружали невиданные бочки, а сапожники тачали великанские сапоги. Но не только и не столько величиной поражал рюкзак. Десятки карманов и карманчиков, пистонов и клапанов покрывали его в совершеннейшем беспорядке, повсюду болтались концы ремней и шнуровок, кожаные и джинсовые заплаты украшали его, как шрамы украшают лицо бурша. В промежутках между заплатами виднелись чьи-то автографы, и вряд ли они принадлежали людям заурядным. Странная желтовато-рыжая окраска рюкзака вроде бы не бросалась в глаза сразу, но спустя какое-то время начинала вызывать нервный зуд – как будто где-то проводили по стеклу расческой. Довершало картину небольшое почерневшее весло, притороченное к рюкзаку сбоку.

В левой руке девушка несла помятый пятилитровый алюминиевый бидон с замотанной черной изолентой горловиной, а в правой – изящную продолговатую замшевую сумочку с золотым медальоном, более уместную в сочетании с «маленьким черным платьем» и туфлями от Галлиони.

Наверное, только полная чужеродность этого предмета и подвигла Джеймса Куку, бывшего студента Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, а ныне воришку «на отрыв» и торчка в предпоследней стадии, второй день угорающего без дозы, на свершение неразумного поступка. Во-первых, место и время были решительно непригодны для такого рода акции. Исполнять ее следовало на воле, имея множество путей отхода, или же в толпе, коя всегда равнодушна. Здесь путь отхода был, в сущности, один: наверх. Народу же на толпу не набиралось никак. Во-вторых, намеченная жертва… Но, возможно, бедолага Джеймс видел только сумочку и не видел ее обладательницу. Он хорошо знал, что такие сумочки обычно носят вполне беспомощные особы, способные разве на пронзительный вопль. А может быть, скудеющим рассудком он верно оценил возможный вес рюкзака и решил, что никто с таким грузом за плечами его, легконогого, не догонит.

И когда из подкатившего поезда вышли немногочисленные пассажиры и направились к лестницам, ведущим на галерею, Джеймс подскользнул к жертве, вырвал сумочку из ее руки, в два прыжка оказался на лестнице и стремительно понесся по ступенькам вверх, зная, что за его спиной уже готов живой заслон из пассажиров и через этот заслон преследователи – если кто-то бросится догонять – проберутся не сразу.

Каков же был ужас негодяя, когда он почувствовал, что галерея под его подошвами содрогается. Предки Джеймса Куку спасались от разъяренных носорогов, взбегая с разгона на пальмы. Рудименты очнулись. Пальм не было, и Куку полез на колонну. Он даже сумел продержаться на полированном мраморе несколько мгновений, но был сорван, как фрукт.

Девушка поставила его перед собой, двумя пальцами выщипнула сумочку из белоснежных неровных зубов и бережно стукнула дурачка в лоб. Джеймс увидел над собой побелевшее от гнева лицо богини Йемойи и, вспомнив, каким изощренным и чудовищным способом она обычно наказывает мужчин народа йоруба, утратил контроль над собой…

Первым услыхал его визг сержант Агафонкин. Никакого сочувствия, кроме злобы, звук у него не вызвал, поскольку дежурство кончалось, а любое происшествие грозило затянуть его надолго. Дежурство и без того выдалось тяжелым. Начнем с того, что это было второе дежурство подряд, поскольку сменщиков угнали разыскивать очередную телефонную бомбу на Белорусском вокзале. Потом приезжали проверяющие из мэрии и домогались непонятно чего. Потом пришлось доставать с рельсов не то пьяного, не то припадочного. Потом цыгане в составе небольшого, но энергичного табора своротили турникет. Потом всех построили ловить неуловимого насильника и грабителя, проходившего под псевдонимом Блонд, которого будто бы видели неподалеку. Блонд в метро не полез, и всем за это попало. Потом хлынули спартаковские фанаты, от которых специально закрыли на ремонт станцию «Динамо». Не успели кое-как растолкать «мясо» по разным вагонам, как в вестибюле монах, собиравший на очередной храм, сцепился с двумя кришнаитами и с божьей помощью победил. Потом позвонил полковник Красноштан и предупредил, что сегодня бритоголовые по всей Москве собираются бить негров и министр будет бдеть лично…

Потом было еще много всего, так что, когда сержант Агафонкин услышал дикий африканский вопль, он пребывал в состоянии какого-то истерического полусна – состояния, в котором человек способен решительно на все: от самого благого до самого гнусного. Благая волна накатилась и ушла, надвинулась волна гнусная. Так джинн, заточенный в медном сосуде, сперва клянется озолотить освободителя, а потом – предать его лютой казни.

– Дождались, – сказал Агафонкин. – Кто-то рожает.

– Баба, – уверенно определил лейтенант Ситяев, только что излагавший подчиненным содержание известного боевика про американскую спецполицию «Люди в черном». Лейтенант вообще полагал необходимым постоянно повышать культурный уровень своих земляков Агафонкина, Кирдяшкина и Викулова. Все четверо генезис имели в мордовском городке Ковылкино, а с Агафонкиным будущий лейтенант вообще учился в одной школе четырьмя классами старше и неоднократно отнимал у будущего подчиненного карманные деньги. Менталитет ковылкинцев вообще более тяготел к началу уголовному, нежели к правоохранительному, что и заставило матерей Агафонкина, Кирдяшкина и Викулова обратиться к столичному новожителю Ситяеву с просьбой поскорей устроить их дембельнувшихся охломонов в милицию, пока невзначай не угодили на нары. Ситяев, как ни странно, сумел это сделать. Теперь и по службе, и по жизни Ситяев был охломонам опекун и тиран.

– Орет, не унимается, – напомнил Агафонкин. Все поднялись и устремились в дверь.

Дело оказалось похуже, чем внезапные роды. Полковник Красноштан накаркал. Били негра. То есть уже не били, а добивали. И не шайка бритоголовых, а один очень крупный человек. В клетчатых люберских штанах.

– Стоять! Руки за голову! Милиция!

– Оставь сапога, тварь!

– Нашел место!

Агафонкин перетянул хулигана по плечу дубинкой. Хулиган выпрямился, резко повернулся к обидчику и рюкзаком сшиб подвернувшегося Кирдяшкина с ног. Штаны превратились во взметнувшуюся юбку – а глаза у хулигана были такие, что свистнувшего кулака Агафонкин попросту не заметил…

… Потом люди рассказывали, как на станции «Сокол» прекрасная девушка в одиночку отбивалась от целого взвода ментов-беспредельщиков, ломая им руки, ребра и челюсти, как одолели-таки поганые русскую богатырку, прыгнув ей на спину, и как внезапно получили подтверждение слухи о гигантских крокодилах, делящих московские подземелья с гигантскими же крысами. Откусили голову ментовскому генералу, не ушел тать от расплаты!..