Юрий Никитин - Сборник Русские идут!

Она с усилием улыбнулась, как подобает настоящей американке, и начала думать о приятном: ее встретит улыбающийся Феликс, она войдет в свою опрятную и нашпигованную всеми удобствами кухню, у нее прекрасная квартира, ссуда почти выплачена, у нее просторная кровать с 39подогревом, у нее уютный и налаженный мир, защищенный от всех холодных ветров.

А этот необычный человек... пусть останется в ее снах.

Дмитрий прошел мимо магазинов, проверяясь у витрин, зашел в булочную и вышел из другой двери, спустил в метрополитен, дождался вагона и сел, а когда за ним вдвинулось еще с десяток народу, вспомнил, что не туда сел, придержал захлопывающиеся двери и выпрыгнул на перрон.

Слежки не было, да и с какой стати за ним следить, через полчаса он уже нажимал кнопку звонка у неприметной двери на третьем этаже старого негритянского дома. Звонить пришлось долго, наконец послышались шаркающиеся шаги. Он чувствовал, что его разглядывают долго и подозрительно.

Сиплый голос спросил:

– Кого Иблис принес?

– Слугу пророка, – ответил Дмитрий как можно жизнерадостнее, хотя перед глазами стояла Клара, а душу разъедала горечь. – Мне нужен дядюшка Вилли Блексмит!

– Какой к черту, – раздался раздраженный голос. – Здесь всегда жили Кванго.

– А тетушка Розали Блум? – спросил Дмитрий упавшим голосом.

– Парень, ты смеешься? – голос прозвучал совсем угрожающе. – Таких имен вообще не бывает! Питер Кванго, Сильвестр Кванго...

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий поджарый негр. Весь в черной коже, даже кепочка блестит, как будто шел под дождем. По курточке и обтягивающим брючкам разбросаны массивные заклепки. Таким бравым парням, там они звались рокерами, Тарас совсем недавно ломал кости вместе с их харлеями.

– Привет, – сказал негр. – Меня зовут Вилли! Ты точно ничего не перепутал?

– Нет, – ответил Дмитрий тише. – Меня зовут Ахмед, я издалека, мне нужна помощь.

Негр выдвинулся, посмотрел по сторонам и вверх по лестнице, спросил шепотом:

– Зайдешь? Или тебя сразу в комитет?

– Давай сразу, – ответил Дмитрий. Он ощутил неимоверное облегчение, ибо хотя кодовые слова совпадали, как и отзывы на них, но негр так искренне разыгрывал недоумение, что Дмитрий почти собрался уходить. – Мне нужно установить связь не только с ними.

На выходе встретили двух проституток, промчалась стайка детей, но дальше никто ими не интересовался. Вилли двигался, выпятив грудь и бесцеремонно разглядывая женщин. Здесь это приветствовалось, женщины чувствовали, что не зря красились, а полиция видела, что горожанин не забивает голову политикой и митингами протеста.

Несмотря на солнечное утро, на стенах и даже поперек улицы вспыхивали яркие огни разноцветной рекламы. Голые бабы с толстыми задницами и ковбои с постоянно стреляющими пистолетами, а когда прошли еще пару кварталов, там тоже вертели задницами голые бабы, а ковбои палили с двух рук.

На всю стену третьего квартала было панно из лампочек, где возникали ковбои, стрельба из двух пистолетов, затем голые бабы – толстые, сочные, тут же снова стреляющие ковбои, голые бабы, ковбои...

Вилли что-то рассказывал, Дмитрий начал прислушиваться, этот негр был чем-то похож на Филиппа и Славку вместе взятых, такой же восторженно непрактичный, но горячий, в глазах блеск, словно накурился или ширнулся, а может и в самом деле, с этими борцами и в Москве не понимал, что их приводит к неприятию строя: кого политика, а кого измена девчонки, которую считал своей собственностью.

– Есть еще «Знамя Аллаха», – донесся голос Вилли. – Эти сволочи содрали у нас название!.. Только у нас все правильно: «Знамя пророка», а они решили сделать еще круче, сволочи!.. Перебить бы их всех, а потом и с проклятым империализмом покончить...

– "Знамя пророка" звучит лучше, – поддакнул Дмитрий. Подумал, что рискованно на улицах обсуждать такое, но в их сторону никто не смотрел, а если и услышит, то кто из серьезных людей будет обсуждать на улице операции? Так, мальчишки бахвалятся, внимание девчонок привлекают мнимой крутостью. – У вас и оружие есть?

Вилли взглянул удивленно:

– Конечно... Или какое-то особое? Только скажи, купим. В нашей стране хоть гаубицу покупай и устанавливай во дворе!.. Все можно. И стрелять из нее можно. Это вам там Саддам Хусейн запрещает, а зря... Только даже за холостой выстрел припаяют столько штрафов, начиная от нарушения тишины и кончая исками по делу беременной дуры, у которой за три мили отсюда выкидыш, что за всю жизнь не расплатишься...

Улица постепенно менялась. Огромные блистающие небоскребы становились короче, теряли блеск, пока не превратились в обычные дома, а затем и вовсе потускнели. Улица сузилась, автомобили уже не мчались, блистая хромом, а ползли нелепые и старые, нередко попросту ржавые.

Дмитрий с изумлением смотрел на дома с облупившейся штукатуркой, на покосившиеся заборы, кучу хлама, горы мусора, на брошенные на обочине и ржавеющие грузовики, какие-то железные котлы. Асфальт выбит, словно здесь рвались бомбы, ямки забиты мусором, сгнившими коробками из-под сигарет, какой-то дрянью, от которой несет так, что желудок поднимается к горлу.

Вилли заметил его удивление, буркнул:

– А ты чего ждешь, шейх? Это у вас там все на кадиллаках. Нет бедных, нет богатых... А здесь ты видишь этот ад...

– Черт, – вырвалось у Дмитрия невольно, – но это же Бродвей?

– Бродвей, – подтвердил тот все угрюмее.

– Тот самый? Который на все рекламах?

– Ты ведь ехал по прямой, не так ли?

– Да, но теперь мне начинает чудиться, что где-то свернул в деревушку Камеруна.

Вилли горько засмеялся. Его согнутая фигура нырнула из тесный просвет между домами, Дмитрий скользнул следом, чувствуя, что попал не то в средневековье, не то в пригород Одессы: между домами протянуты веревки с бельем, под ногами горы пустых картонок, а из некоторых торчат ноги местных бомжей...

Вилли стукнул в одну неприметную дверь, выждал и постучал снова, скук явно условный, в прерывистом негритянском ритме, после паузы отворила толстая неопрятная женщина. Она что-то жевала, руки вытирала о грязный замасленный передник, щеки и даже лоб блестели от жира.

– Чего надо? – поинтересовалась она недружелюбно.

– Да это свой, тетя Бен, – ответил Вилли, а Дмитрий невольно подумал, что эта громадная толстуха с мужским именем в самом деле похожа если не на Биг Бен, то уж на Царь-колокол – точно.

– Все свои, – проворчала толстуха, – да только вещи все одно пропадают.

Она отступила, Вилли проскользнул в дверь, Дмитрий постарался не задеть эту колышущуюся гору жира. Кто-то подсчитал, что процентов восемьдесят бедных жителей Империи страдают от избытка веса, а сорок – от ожирения, в то время как девяносто процентов богатых – ни капли жира, все спускается на тренажерах.