Юрий Никитин - Сборник Русские идут!

Ас-Зайдин сказал уязвленно:

– Наше правительство не выполняет волю франков!

– Но почему так быстро?

– Потому что… Думаешь, Хантарчан успел вовремя?

– За нами не гонятся, – ответил Дмитрий с заминкой. – Значит, успел…

Огромный трейлер Хантарчана должен был минут через десять после нападения пройти мимо разгромленной станции, вызвать подозрение и увлечь погоню за собой. А когда его после долгих безуспешных попыток все же сумеют остановить, то обнаружат, что в трейлере пусто, а удирал Хантарчан лишь потому, что у него просроченные водительские права…

А на заднем сиденье Ал-Мас искоса посматривал на широкое и неподвижное, словно вырубленное из розового мрамора, лицо Иван-бека. Тот с интересом любовался белым кварцевым песком, замечал прошмыгивающих ящериц, долгим взглядом проводил тонконогого джейрана на верхушке бархана.

– Ты герой, – сказал Ал-Мас почтительно. – Но вот про христианство с вашими особенностями я так и не понял. Чем знаменито было христианство?

Иван посмотрел с некоторым удивлением. Среди своих русаков он привык говорить о бабах, водке, ругать правительство и генералов. В оставшееся время, если такое оставалось, все интересовались, в самом ли деле над Землей летают инопланетяне. Но никогда никто из бойцов, даже из офицеров, не заводил разговоры о таких туманных вещах, как вера, религия… А эти чурки чуть что – о своих пророках, о своей миссии, как ее понимать, так ли надо толковать эту строчку Корана или эдак… Целые школы у них возникли на разных толкованиях того или другого слова! Смертным боем между собой бьются! Целые армии принимают сторону тех или других… Да что там армии, вон Иран и Ирак – смертельные враги только потому, что какую-то строчку в Коране толкуют каждый по-своему. Последний раз десять лет спорили по толкованию этой строчки с применением танковых армий, авиации, тяжелой артиллерии, десантных дивизий. Пару сот цветущих городов превратили в развалины, все занесло песком… он сам видел белеющие черепа и уходящие в песок подбитые танки… но так и не пришли к единому мнению, какое же толкование вернее отражает суть сказанного Мухаммадом.

Но Ал-Мас – друг, показал себя хорошо. Вместо того чтобы послать куда подальше, своего бы уже послал, Иван подумал, сказал твердо:

– У нас церкви. Понял? А у вас мечети. У нас попы. Они ходють и кадилами машут. Как только дом какой подрядчики сдают или мост, сразу же поп в золотой рясе приезжает, кадилом машет, водой на всех брызжет… Еще просвирками торгуют! И нательными крестиками. У меня тоже был, на рынке как-то за рупь купил. Где-то в драке потом оборвали.

Ал-Мас слушал, морщился, ерзал, словно сидел на остром, наконец спросил умоляюще:

– А какой символ вашей веры? Ну, той, от которой отказались? Не вообще христианской, а той, что с вашими, русскими особенностями? Право… так правильно?… православной!

Иван долго морщил лоб, спросил подозрительно:

– А что такое символ?.. А-а-а, понял! Крест. У коммунистов – красная звезда, у христиан – крест.

– У коммунистов – серп и молот, – поправил Ал-Мас мягко.

– А красная звезда?

– Красная звезда у китайцев.

– Да пошел ты!

Ал-Мас сказал, защищаясь:

– Я кино видел, у них везде красные звезды.

Иван отрубил с твердостью:

– Значит, наши там воевали! У меня есть фотка моего деда, когда он дрался с немцами. Там на каске – красная звезда.

– Может быть, – предположил Ал-Мас, – трофейная?

– Сам ты трофейный! Или подкинутый с Марса. У кого трофейная, дурак? С немцами воевали! А у тех – крест, понял? Прямо на каске кре-е-е-ест!

– Ага, коммунисты воевали, значит, с христианами?

Иван наконец заподозрил, что Ал-Мас просто дурачится. Не может быть, чтобы не знал таких вещей. С другой стороны, столько времени прошло и столько нового нахлынуло, что войну с немцами даже отличники в их родной школе путают с войной с французами. И та и другая Отечественные, всенародные, супротив иноземных захватчиков. Только в одну из них Москву взяли, а в другую – фиг. И кончились одинаково, только имена другие, но все равно трудные… Так чего ж от тупого чурки требовать?

Он пыхтел, сопел, сердился, старался смотреть только в окно, но там, как назло, только раскаленный песок, в то время как Ал-Мас снова спросил так настойчиво, словно от этого зависело спасение его души. Или более того: пустят или не пустят в джанну, где встретят десять тысяч на все согласных девственниц.

– Ну, что есть православие? Как у вас сказано в ваших святых книгах?

Иван оскорбился:

– Думаешь, я читал?.. Ты за кого меня имеешь? Ты знаешь, сколько этих… нет, у нас вроде бы одна святая книга… Знаешь, какая толстая? У нас ее даже попы не читают. Зовется, я помню, Библия. Думал, не знаю?.. Хотя нет, Библия вроде бы у жидов… Или у нас?.. Черт, вечно эти жиды напутают. А Евангелие – это тоже Библия или что-то другое?

Ал-Мас ответил с тоской:

– Я понял, дорогой друг, что такое христианство с русским уклоном. Догадываюсь, что ислам у вас будет… таким же. С уклоном.

Ас-Зайдин первым заметил крохотный походный лагерь. Наверное, он просто знал, куда смотреть, а затем и Дмитрий навел бинокль, сердце его учащенно забилось. Три человека о чем-то спорили, размахивали руками. Мужчин он сперва не узнал, но между ними двигалась, как серебристый чистый лучик, самая лучшая на свете женщина, самая женственная и… самая-самая!

На его глазах она повернулась и ушла в палатку. Его сердце заныло, он опустил бинокль.

– Оружие не показывать, – сказал на всякий случай Дмитрий.

– Какое оружие? – удивился Иван. – Все спрятали. У меня только нож. У Ал-Маса пистолет…

Три просторные палатки находились у подножия полуразрушенной каменной гряды. От самой крупной к ним бежали, размахивая руками, два человека. Ас-Зайдин снизил скорость, и оба бегущих тут же остановились, только белые кисти рук мелькали в воздухе. Из палатки вышла женщина, сердце Дмитрия тут же сбилось с ровного ритма.

Ас-Зайдин свернул в их сторону, машина медленно покатила, увязая в песке по самые-самые. Мужчины расступились, автомобиль въехал на расчищенное место. Здесь вместо песка на сотню метров в периметре простиралось каменное основание. Широкие ступени древнего камня сходили вниз. Там на таком же каменном дне виднелись брошенные в беспорядке лопаты и кирки.

Себ заговорил еще до того, как Дмитрий выпрыгнул через борт:

– Как хорошо, что вы подвернулись! У нас катаст­рофа!..

– Что случилось?

Одним глазом он смотрел на Виолетту. Та осталась у входа в палатку, на губах играла двусмысленная улыбка. Она не казалась ни взволнованной, ни встревоженной.

Себ сказал возмущенно:

– Я не знаю, что подействовало на этих дикарей! Вдруг собрались все, погрузились на грузовик и уехали!.. У нас работало двенадцать этих лакированных обезьян. То ли праздник у них какой, то ли жара им мозги… или то, что у них вместо мозгов, плавит?.. Тогда мы, американцы, покрепче, чем эти макаки.