Юрий Никитин - Сборник Русские идут!

– Для некоторых, – сказал я, – самых честолюбивых, это как раз шанс быстро взлететь на самую вершину. Верховным муфтием России могут стать намного быстрее, чем продвижение от архимандритов до митрополитов, а затем к заветному креслу патриарха.

Он усмехнулся:

– Я на это намекнул. Так это, вскользь. Смотрю, у наших попов глазенки загорелись. Потом начали тайком оглядывать друг друга, прикидывать силы. Уже смотрят, в кого вцепиться. А я еще подлил масла в огонь, скорбно посетовав... не улыбайся, я могу скорбно посетовать, когда очень надо!.. что православный мир маловат, а вот исламский... Им откроются возможности общаться с богатейшим и необъятным Востоком, арабскими странами, Африкой, всем исламским миром. Гляжу, уже не только глазки горят, а и слюнки потекли.

Вошла Марина с большим подносом. Ароматный бодрящий запах потек по комнате. На тарелочке громоздились исполинские бутерброды. Кречет довольно каркнул, ухватил в обе руки. Ел быстро, как изголодавшийся волк, только что не рычал. Кофе пил большими глотками, морщился, обжигаясь, бутерброды исчезали моментально.

– Конечно, – сказал он ядовито, – кое-кто из высших чинов церкви не хотел в ислам по другой причине...

– Какой?

– Какие могут быть серьезные причины в стране, живущей по законам экономики? Правильно, экономические. Наши попы беспошлинно ввозят из-за рубежа водку и сигареты, а ислам им эту лавочку прикроет.

Звякнул телефон внутренней службы. Кречет снял трубку, я услышал твердый голос Чеканова, деликатно встал, чтобы не подслушивать, отошел.

Сквозь приоткрытую дверь видно было, как в приемный зал вдвинулся неспешный Яузов, мирно беседуя с Коломийцем. Огромный и грузный, как носорог, Яузов двигался как огромный сытый сом, Коломиец шел как балерун, изящно и красиво, голову вежливо склонил к плечу, выслушивая министра обороны, но глаза были отсутствующие.

– Когда дурак сожрет что-то ядовитое, – громыхал Яузов, – его можно напичкать дорогими лекарствами, свозить на анализы, задействовать ультрасовременную аппаратуру и приставить к его загаженной постели лучших профессоров. Наша страна не смогла переварить коммунизм, а сейчас Кречет сунул ей два пальца в рот, чтобы выблевалась, да еще и ставит ведерную клизму. Жестоко? Да. При нынешнем уровне медицины... мировом уровне!.. это негуманно. Дико даже. Но если у нас нет ни техники, ни денег? Пока главное, чтобы наш дурак выжил. А там будут и техника, и деньги, и все остальное.

Коломиец морщил аристократический нос:

– Вы считаете...

– Мы опоздали с терапией, – грохнул Яузов так, что на далеком окне вздрогнули жалюзи, а скрытые телекамеры явно изменили угол съемки. – Да и денег нет на лекарства, чтобы остановить гангрену. В нашем случае проще прижечь рану каленым железом, как делали наши предки, иначе дрянь поразит все тело. Конечно, достанется и здоровой ткани, останется безобразный шрам. Гуманитарии и правозащитники поднимут вой о нарушении прав. Но они видят только отдельных людей, а страны не видят. Для них Россия – только территория. Я бы их только за это...

Он умолк, поперхнувшись гневом, но огромный кулак сжался с такой силой, что окажись в нем все правозащитники, от них остались бы только шкурки, а по полу расплылась бы лужа.

Коломиец раскланялся с Мариной, церемонно пропустил министра обороны первым, то ли потому, что армия всегда идет впереди культуры, то ли потому, что в двери снова открыта только одна створка.

Пришел Забайкалов, несколько дней его не видели, все в загранпоездках, следом прошмыгнул Коган, а Краснохарев явился в сопровождении неизменно молчаливого и смирного Усачева.

После приветствий, Краснохарев раскрыл папку, брезгливо перебрал бумаги и заговорил так, словно только что сделал открытие:

– Мы привыкли, что США борется с СССР, но на самом деле вовсе не пытались разрушить Советский Союз, а всячески поддерживала его существование! Как вы, господин президент, громогласно осудив акции украинских националистов... гм... Штатам был выгоден русский гигант с загнивающей экономикой, что медленно уступал им первенство, потом уступил вовсе, но все еще бодро твердил о паритете... По-настоящему там начали страшиться нас только сейчас. У нас и природных богатств вагон и маленькая тележка, и стратегическое положение на шарике исключительное, и мозги в голове, а не там, где у американца. Если же пустим все на рельсы обычной экономики, то в самом деле дипанем, то есть, догоним и перегоним. Вот почему они, понимая это гораздо лучше нас самих, всячески придвигают свои базы к нашим границам!

– Значит, там верят в быстрый взлет России?

Я сказал осторожно, видя, как у всех загорелись глаза:

– Они предполагают и такое. У них заготовлены десятки сценариев развития России. От нынешнего президентского, до теократии... если кто не знает этого слова, тут все военные, то поясняю – правление церкви!

– Как в Ватикане? – спросил любознательный Коган.

– Как в Израиле, – огрызнулся я. – Явно предусмотрены и другие варианты. По одному из них, достаточно вероятному, а то и не по одному, Россия может в кратчайшие сроки явить экономическое чудо. А второй гигант, даже мирный, им все равно страшен. Хочется быть единственным силачом на земном шаре. Тогда американский обыватель будет спать спокойно, а главное – сыто взрыгивая, учить другие страны, как жить без забот, не сушить науками голову, расслабляться, балдеть, оттягиваться в сексуальной и бисексуальной свободе.

– Наш народ уникален, – сказал Кречет с некоторым удивлением. – Он выбрал меня, хотя знал, что я не поведу его в сладкую Америку. Знал, что прикрою порнуху на телевидении и в прессе, урежу языки лживой массмедии! Знал, что жизнь станет жестче... и все же выбрал! Почему?

Все молчали, а Коган произнес с двусмысленной улыбкой:

– Умом Россию не понять, аршином общим не измерить...

– Ну, всю понять никто и не пытается, но кое-что уяснить можно. К примеру, наш народ не может просто жить и поживать, как говорится в сказках. Ему нужна цель, нужны идеи, нужно то, к чему бы стремился всей душой, за что воевал бы до последней капли крови, за что мог бы отдать жизнь. Хорош я или плох, но я единственный, кто не обещал сложных экономических схем, постепенного улучшения экономического климата...

– А кто пообещал застрелиться, – добавил Коган серьезно. – Платон Тарасович, а не думаете, что избрали только ради этого?

Кречет фыркнул:

– Для этого надо ждать четыре года? Я всегда ездил без охраны.

– А сейчас?

Кречет смерил его сытенькую фигурку мутным недобрым взором, словно бык мальчишку в роли матадора:

– И не мечтайте.

– Да я что, я ничего, – сказал Коган поспешно. И добавил невинно. – Интересуюсь просто.