Олег Северюхин - Квази-мо

Новый Лысенко под эгидой правящей партии появился, будем считать, в этом году. То есть через сорок пять лет. Получается, что для Богославии исторический круг равняется семидесяти — семидесяти пяти годам. Каждые семьдесят лет мы будем иметь своего Лысенко, перестройку-революцию и единоличную правящую партию. Как белки в колесе.

Какая-то польза от перестройки все-таки есть. Открылась возможность для предпринимательства. Про олигархов я ничего не скажу, потому что они представители государственного капитализма, как и все государственные чиновники. Возможно, что когда в нашей стране будет демократия, то это все будет вынесено на суд общества и кое-кто будет вынужден либо ответить перед судом, либо вернуть деньги, которые неправедно оказались в их распоряжении. Но для Богославии — это фантастика такого далекого будущего, что она и в далеком будущем останется фантастикой.

А ведь я был в том далеком будущем. В год Трехсотлетия Преемничества в Богославии. И только конфликт с Майей не позволил мне узнать, как они там живут и что у них появилось нового.

В последнее время я почему-то стал сравнивать Татьяну с Майей. Чем-то они похожи и чем-то они разнятся. Хотя, с Майей я знаком ближе. Даже очень близко и скажу, что она мне нравится и в одежде, и без одежды. Но в Татьяне есть что-то таинственное и завораживающее. Эта не затащит мужика в постель через пятнадцать минут после знакомства.

— А почему ты так думаешь? — спросил я сам себя. — В тихом омуте… Нет, лучше, чужая душа — потемки. А вдруг и Татьяна не менее страстна и горяча? И она тоже человек. Ты сам можешь взять женщину и уложить ее в постель через час после знакомства? Можешь. Так почему же она не может лечь в твою постель через час после знакомства? Вполне может, и ничего в этом особенного нет. Проверю. Попытка не пытка.

Майя это как мотылек. Прилетела и улетела. Нашла мужчину на ночь и порхает себе по цветкам, распевая веселые песни. Подлетит она ко мне, а я как мудрый муравей ей скажу:

— Ну, как, напелась? Так пойди же попляши.

Нет, я так ей говорить не буду. Я буду обнимать ее ласковое тело, и думать о том, как хорошо с ней в эту минуту. А что будет потом? Это будет потом.

Пока меня не было, пришло большое количество почты. Стоит только кому-то обосноваться в «долине нищих», как новоприбывшая личность сразу становится объектом внимания папарацци, досужих журналистов из светской хроники, различных фондов, палат и союзов. Каждому требовалось срочное и безотлагательное присутствие на очередных заседаниях и уплата членских взносов, «которые так малы, что о них даже неудобно и напоминать», но зато вы всегда будете в курсе всех проводимых деловых мероприятий в нашем городе и за пределами региона, что позволит вам развить ваш бизнес так, что некоторым олигархам придется подвинуться на своем олимпе.

Татьяна принесла разобранную почту. В маленькой папочке то, что действительно заслуживает внимания, в большой — по-компьютерному говоря — спам. Так, для проверки профессионализма секретаря.

В папочке лежало приглашение на заседание союза промышленников и предпринимателей и два билета на премьеру комической оперы Т. Хренникова «Доротея» по пьесе Р. Шеридана «Дуэнья».

Итак, приглашение союза в сторону. Билеты в театр на сегодня. В девятнадцать часов, то есть в семь вечера по местному времени. Я посмотрел на секретаря. Сидит, ждет указаний. Что же, указания сейчас будут.

— Татьяна, — говорю я ей на полном серьезе, — я не знаю, как вы относитесь к оперетте и к опере, но раз вы мой секретарь, то к восемнадцати тридцати вы должны быть в вечернем платье. Я заезжаю за вами, и мы едем в музыкальный театр.

— А я не могу быть освобождена от внеурочной работы именно сегодня? — сказала Татьяна.

— Не можете, — отрезал я. Если дать женщине возможность обсуждать то ли иное действо, то вообще можно превратиться в заложника ее фантазий или взаимоисключающих желаний. — Если у вас проблемы с вечерним платьем, то берите машину и поезжайте в салон. Выберите то, что вам больше понравится. Мне тоже нужно приготовиться к вечернему походу.

Наряд Татьяны был изысканно вызывающ для сегодняшнего времени. Она оделась как учительница гимназии в черную юбку миди, черный жакет и белоснежную блузку с черной бабочкой под воротником. А туфли на высоком каблуке вообще приподняли ее над обществом украшенных турецкими блестками дам. Честно скажу, что и я вообще был незаметен на ее фоне. Что, собственно говоря, я и хотел, не ограничив секретаря в выборе вечернего костюма.

Спектакль был легким, веселым, артисты играли непринужденно, и эта непринужденность скрывала те ошибки, которые могут быть заметны только искушенным в театральных делах критикам.

Я не скажу, что я завзятый театрал. В театр хожу только по настроению. Могу посмотреть и оперу. Да, именно так — могу посмотреть и оперу. Если хотите, то можете возмущаться и говорить про меня — ах, он не любит оперу. Да, я не люблю оперу. И мне не нравится вареное сало и рубенсовские женщины. И это не святотатство. Это естественное состояние человека, которому должно что-то нравиться, а что-то и не нравиться. И если бы в детстве по ошибке не попал на двухсерийный фильм-оперу «Хованщина», то я, возможно, совсем бы по иному относился к опере. С высоты прожитых лет детские впечатления кажутся действительно детскими, и я не старался по-серьезному прикоснуться к миру оперы. Возможно, что мои пристрастия переменятся, но это будет не сегодня.

Что-то я себя начал критиковать. Ну, раз критиковать, так критиковать. Прямо скажу, что я не читал Достоевского. Начинал, но дальше десяти-пятнадцати страниц любого из произведений не доходил. «Бесы», «Идиот», «Преступление и наказание». Не берет. Да и многие не читали, но никто не признается в этом. Как же? Достоевский! Для любителей темно-серых тонов и меланхолии Достоевский кумир. Собственно говоря, по литературным предпочтениям можно ставить диагнозы. Причем точность их будет выше, нежели при проведении различных тестов.

Мне очень нравятся мнения плодовитых писателей обо всех книжных новинках. Слушаешь их и удивляешься. Товарищ, а кто за тебя книжки пишет, раз ты только и делаешь, что читаешь буквально все, что написано. Получается, что ты не писатель, а читатель, а за тебя пишет какой-то литературный раб, вроде Эзопа, а ты за кусок хлеба пользуешься его талантами.

Мнениями о книжных новинках должны обмениваться литературные критики, а не писатели. Литературный критик на то и литературный критик, чтобы произведение внимательно прочитать и сделать глубокомысленный вывод в зависимости от своих литературных пристрастий, типа «фе», «хе», «у», «уу», «эх», «ах», «эге», «ого», «во» с поднятием большого пальца вверх. А вот писатель уже может и литературную критику почитать, а потом и до произведения дотянуться, чтобы сравнить свои впечатления.