Йен Макдональд - Дом дервиша

Все невольно напряглись, застыли, еле слышно охнули.

— Можешь ли ты побольше рассказать об этом видении? — просит Юсуф.

— Хорошо, — говорит Недждет и понимает, что сейчас рассказать самое время, поскольку он чует, как по Тюльпановой мечети расползается зелень листвы, аромат цветов и запах глубокой воды. — Что-то вытолкнуло меня из офиса через служебный вход. Там были коридоры и туннели, которые спускались очень-очень глубоко, глубже, чем можно представить, под Левентом. Там есть фонтан, старый-престарый, еще с языческих времен, но там все еще течет вода. И вот там он сидел, у фонтана.

— Кто? — уточняет Исмет.

— Зеленый человек, — говорит Недждет, и среди братьев расползается шепотом имя: «Хизир». Зеленый святой. Слава Аллаху.

Юсуф снова поднимает руку.

— Братья, прошу тишины. Брат Недждет, не мог бы ты описать этого зеленого человека?

— Это был старик в зеленом одеянии, он был словно бы старше всех на свете, но при этом и моложе всех. У него крючковатый нос и густая борода, как у старых османцев, и зеленые-презеленые глаза. Он пах водой, застоявшейся водой, глубокой водой, очень-очень чистой водой. Он мог улыбаться, но при этом наводить своим видом ужас. От него исходило ощущение опасности, дикой опасности, словно он мог вывернуть наизнанку весь этот город просто потому, что ему так хочется. Я очень испугался, но в то же время как я мог бояться? Его?

— Слава Аллаху! — восклицает Бедри, мальчик с востока, который работает в отеле «Таксим».

— Священный Коран… — быстро говорит Исмет.

— В суре «Пещера» нет прямого упоминания имени Хизира, — говорит Юсуф. — Он — тот неизвестный, кто встретился с Моисеем, как говорится в той же суре. А еще он визирь Зуль-Карнайна. [79] Праведник и великий царь.

— Он здесь, — говорит Недждет.

Братьев охватывает смятение: благоговение и страх одновременно.

— Я вижу его, он прямо за тобой, Хасан.

Паренек с еле заметными усиками напрягается. Лампы в мечети на длинных цепях покачиваются от внезапного сквозняка. Недждет кланяется фигуре в зеленом, сложив ноги крест-накрест. Юсуф поднимает руки, в круге братьев снова воцаряется молчание.

— Братья, святой, возможно, среди нас, но Всевышний внутри нас. Брат Недждет, у меня вопрос. Ты был в том трамвае, в котором в понедельник взорвалась бомба?

— Да, был.

— Тогда погибла только смертница. Я бы не назвал это терактом, поскольку никто не заявил, что это теракт. Эти твои видения… они начались только после взрыва?

— Верно. Я пытался сбежать от полиции и увидел голову.

— Голову? Какую голову?

— Ее голову. Той женщины, что взорвала себя. Я видел ее голову, висящую в воздухе, и из нее лился свет.

— Но до взрыва никогда таких видений не было? Нам нужно выяснить это.

— Никогда.

— Не думаешь ли ты, что, возможно, все эти джинны и даже сам Хизир могут быть чем-то типа иллюзии, галлюцинации из-за того, что ты был в зоне взрыва?

— Один мой приятель пострадал от курдского самодельного взрывного устройства, когда служил в Газантиепе, — говорит Неджметтин, тощий парень двадцати с чем-то лет с плохой кожей, который всегда казался Недждету близким по характеру и темпераменту. — С ним черт-те что творилось — не физически, а тут. — Он стучит по черепу. — Ужасы, такие, что вы бы и не поверили. Как будто какие-то твари жрут его живьем. Он видел себя самого идущим вниз по лестнице. Посттравматический стресс. Все об этом знают, но признавать не хотят.

— А я ездил в одно место под названием Дивриджан, — говорит большой Шефик, огромный покорный медведь в человечьем обличье со странной рыжей бородой. — Служил там. Так там целая деревня вдруг начала видеть джиннов, ангелов и духов. Они все были курды, езиды, дьяволопоклонники.

— Мой брат видел, что девчонка из галереи беременна, — говорит Исмет. — Недждет сказал ей, что она беременна, поскольку видел ее карин под землей.

— А вот это, как мы уже согласились, не в духе ислама! — раскатисто произносит Юсуф.

Имам, пожилой ученый муж в очках с толстыми стеклами, ходит под женским балконом, проверяет плитку на стене, осматривает изношенный участок ковра, находит перегоревшую лампочку, но краем глаза следит за тарикатом. Он поднимает голову, когда братья повышают голос.

— Братья, это молельный зал, — говорит Исмет, но Недждет видит, как брат смотрит в упор на имама, и старик отворачивается.

— Брат Недждет, расскажи теперь о себе. Как ты очутился в доме дервиша у своего брата?

— Это к делу не относится, — цедит сквозь зубы Исмет.

— Но некоторые братья не посещают твои собрания в доме дервиша.

— Я поджег свою сестру, когда был не в себе из-за наркотиков, — говорит Недждет. — Я не был хорошим человеком. Я нигде не работал, был буйным, аморальным типом, не слушался родителей и не уважал ислам. Я употреблял наркотики, торговал ими, крал машины, крал деньги у соседей, вламывался в их дома и грабил, был зачинщиком драк и бил других просто потому, что мне так нравилось, я постоянно злился. — Все это время Недждет не сводит глаз с Хизира. Зеленый святой заставляет слова вытекать из него, как воду из источника. — Я поджег сестру, потому что она косо посмотрела на меня. Отец убил бы меня, но Исмет спас меня и привез сюда, чтобы присматривать за мной, увезти подальше от знакомых. Я был бесполезным, но Исмет предоставил мне тихое место и нашел мне работу.

— Я всего лишь предоставил убежище, — говорит Исмет.

— Признаешь ли ты, что нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед является его пророком? — спрашивает Юсуф.

— Такое впечатление, будто я спал, или был погребен, или мои глаза просто не открывались, а теперь я проснулся и вижу. Мне кажется, до сих пор я притворялся кем-то другим. Как такое возможно?

— Признаешь или нет? — снова спрашивает Юсуф.

— Силу Аллаха нельзя сдерживать, — говорит Исмет.

— Мы судьи, а не мистики.

— Не вижу разницы. Мы судьи и мистики. Если люди должны поверить нашим суждениям, то они должны поверить, что мы представляем волю Бога, а не человека.

— Дешевые шаманские штучки обесценят нашу работу.

— Это воля Аллаха в действии. Аллах дал нам редкий и ценный дар. Мы не обязаны понимать, почему, как и кому он его дает. Мы не можем понять. Единственное, что мы должны сделать, — принять его.

— Это суеверие.

— Оно привлекает людей.

— Ага, и полицию, — бормочет Армаган.

Исмет напускается на него:

— Пускай! Мы лишь покажем, как они слабы, как боятся, как далеки от истинных желаний и чаяний народа. Если они преследуют нас, это означает, что мы выполняем волю Аллаха. Пускай приходят, покажем им, кто здесь сильный. Проголосуем. Что скажете, братья? Я считаю, дар от Всевышнего.

— Харам, — говорит Армаган.