Йен Макдональд - Дом дервиша

Мужчина средних лет прогуливается среди клеток и спрашивает, чем кормить морскую свинку. Бесхун тяжело откидывается на стуле и вытаскивает вакуумную упаковку сена из ящика под клеткой со щенками. Совершеннолетний мужчина не должен держать у себя морских свинок, думает она. Один из щенков начинает отчаянно чесать ухо. Айше боится блох.

— На чем я остановилась, дорогая?

— На магах.

— Ах да. Хаджи Ферхат. Как любой хороший отец, он хотел успеха и для своих сыновей, в семье и в жизни, а потому научил их по возможности магии. Эти знания передаются по наследству до сих пор. — Бесхун грубовато поглаживает кролика. Тот вздрагивает от ее прикосновений. — Но в то же время он был членом тайного тариката. Их штаб-квартира располагалась в Стамбуле, но привлекала братьев со всей империи. Это не было собранием магов, братство пользовалось большим уважением, в его рядах состояли шейхи и дервиши, а кроме того, многие выдающиеся люди из разных частей Фракии и Анатолии, но интересовали их более необычные аспекты религии. Они изучали не только суфизм, но и буддизм из Японии и Тибета, индуистские верования, христианских мистиков. Они верили, что существует священный язык — не арабский или иврит, латынь или греческий, не любой людской язык, а язык Божий, это письменный язык, и каждая буква в его алфавите отвечает за контроль над своей частью Вселенной. У братства возникли проблемы с некоторыми имамами из-за богохульства и подобных вещей, но у них хватило денег и политических связей, чтобы откупиться. Что ж, дорогая, ты в курсе, что сделал хаджи Ферхат и во что превратил себя, иначе ты не пришла бы ко мне. И знаешь, что Медовый кадавр из Искендеруна исчез. А вот как это случилось на самом деле.

Бесхун зажигает новую сигарету. Айше берет предложенную ей сигарету. Курить на птичьем рынке не то же самое, что курить на улице. Это приемлемо для приличной женщины.

— Понимаешь ли, в истории о проклятии Медового кадавра достаточно правды, чтобы быть неправдой. Да, для моей семьи и впрямь настали трудные времена, но вовсе не из-за Медового кадавра. Да, был какой-то дервиш, но не бродячий суфий. Он был маг. А случилось вот что: мой прапрапрапрапрапрадедушка Ахмет решил, что единственный способ как-то поправить наши финансовые дела — это продать Медового кадавра. Заявки поступили со всех концов империи, из России, Египта, из британских колоний и даже из Китая. А потом пришло письмо. Словно гром среди ясного неба. Мы напрочь забыли о тайном обществе, о тарикате Божественного слова, но зато они не забыли о хаджи Ферхате. В письме говорилось, что человек обязан хранить верность своему тарикату, он приносил клятву, и хаджи Ферхат не переставал быть их братом, а потому у тариката Божественного слова есть железные права на Медового кадавра. Как ты понимаешь, было не совсем законно продавать Медового кадавра, даже во времена Османской империи, поэтому мы не могли обратиться к судье. Тарикат предложил решение: позволить Всевышнему решить посредством дуэли магов — наши семейные маги против их. Никто не знает, что случилось дальше, поскольку никаких записей не осталось, все участники поклялись хранить тайну, и об этом никогда не говорили, но мой двоюродный прапрапрапрапрадед Нихат Ферхат, который так и не женился и посвятил себя изучению сочинений великого предка хаджи Ферхата, встретился с самым великим магом из тариката Божественного слова. Это была битва слов: старая магия устного слова против магии письменного слова. Мы проиграли. Мы отдали Медового кадавра. Наш род потерял все, распродал все имущество в Искендеруне и перебрался в Стамбул, чтобы поправить дела, — то были руины гордой семьи.

Две женщины медленно выдыхают ароматный дым.

— А тарикат Божественного слова? — спрашивает Айше.

— Его, как и другие тарикаты, уничтожил Ататюрк во время революции, — говорит Бесхун.

— Но мы же знаем, что ордена невозможно уничтожить, они просто уходят в подполье.

— Этот орден выбрали специально. Он был популярен у членов семьи султана и высокопоставленных правительственных чиновников, кроме того, в нем состояли и члены комитета «Единение и прогресс». [81] Политическая организация турецких буржуазных революционеров, так называемых младотурков. Говорят, что другие тарикаты подавляли, чтобы скрыть тотальное уничтожение конкретно этого.

— Никаких следов не осталось?

— Ты далеко не первая, кто пытается найти тарикат Божественного слова, дорогая.

Но идеи уже кишат в воображении Айше, как блохи на шкурке щенков, кружат, как мухи вокруг дерьма из клеток, завернутого в газеты, трепыхаются, как певчие птички в клетках. Хитрость в том, чтобы не дать истории заманить тебя в город, выстроенный из историй, где одна история наслаивается на другую. Стамбул — изустная культура. Старинная магия пробуждается к жизни благодаря устному слову. Историки, репортеры, писатели, охотники за древностями, даже психогеографы прежде всего ориентируется на слух, в итоге уши вводят их в заблуждение. У Айше главное чувство — зрение. Правда всегда перед глазами.

Бесхун гладит своего кролика.

— Магия никогда не исчезает.

Ага, мне пора платить рассказчице, думает Айше.

— Способности все еще передаются к прямым наследникам от братьев из Искендеруна. У меня ограниченные способности, я умею лишь предсказывать судьбу. Хочешь?

— Давайте, — кивает Айше.

— Обычно я беру…

У Айше уже наготове купюра в двадцать евро.

— Машаллах, [82] Арабское ритуальное молитвенное восклицание. сорок один раз, — бормочет Бесхун, доставая обувную коробку из-под стола. Коробка набита карточками, наклеенными на картонку, на каждой из которых написана строфа из Корана, пословица или строчка из стихотворения.

Бесхун убирает стакан и пепельницу под стул. Айше боится, что горящая сигарета теперь слишком близко от сена для морских свинок. Бесхун ставит коробку на бок, чтобы карточки чуть-чуть высунулись наружу, а потом ослабляет поводок кролика, берет его на руки, прижимается носом к его маленькому подвижному носику, а ртом к маленькой пасти и нашептывает какие-то заклинания. Айше вздрагивает.

— Это Сюлейман.

— Надо задать вопрос.

— Нет, дорогая. Сюлейман и так знает.

Бесхун переворачивает кролика вниз головой трижды, приговаривая:

— Стань моим ухом, стань моим слухом, стань моим ртом, все мне расскажи потом, правду расскажи, истину покажи!

Кролик Сюлейман трясет ушами, нюхает ряд карт, проходя его целиком три раза, а потом тыкается носом в одну из карт. Бесхун берет ее и кладет лицом вниз на стол. Кролик выбирает еще две карты. Бесхун аккуратно раскладывает их, а потом целует Сюлеймана промеж ушей, прежде чем снова пристегнуть его на поводок.