Антон Фарб - Бег крысы через лабиринт

— Ты не видишь, что написано у них на спинах? — спросил Касиан.

— Нет, — сказала Тави. — У меня врожденная близорукость. Это придает мне беспомощности. Кроме того, я не умею читать, — спокойно сообщила она.

Дождь вдруг резко усилился; налетел порыв сильного ветра, и по окнам «Хаммера» хлестнуло косыми струями. Касиан врубил противотуманные фары на крыше, и мощные лучи света вырвали из темноты узкий черный фюзеляж вертолета. Он завис над «Хаммером» совершенно бесшумно; только видно было, как подрагивает зыбкая паутинка винтов.

На какое-то мгновение броневик и вертолет замерли друг против друга — и за это мгновение, за миг до того, как взвыли сирены охотничьих рожков, загремели выстрелы и резиновые пули заколошматили по бокам «Хаммера», а из-за баррикад хлынула улюлюкающая толпа загонщиков, и «Хаммер», взвизгнув стартером как испуганный вепрь, рванулся назад, Касиан успел разглядеть герб на графитовом кокпите вертолета.

Гончая в прыжке.

«Псовая охота Йенсена».

Это случилось года три тому назад: Касиан как раз начинал легально практиковать, когда один из борзятников Йенсена в попытке заструнить беглеца-подранка сверзился с мотоцикла и угодил под лапы собственной своре — ребра и ключицы у него зажили быстро, а вот кости лица пришлось дважды ломать и сращивать заново, чтобы борзятник — наследник крупного адвокатского дома — смог появиться на людях без гель-маски.

Сверх гонорара борзятник презентовал Касиану пригласительный билет на следующую комплектную охоту Йенсена. Такой билет был хоть и одноразовым, но пропуском в высший свет — к скучающей аристократии, готовой ради острых ощущений понести любые травмы, и потому регулярно нуждающейся в услугах пластического хирурга. На охоту Касиан отправился с твердым намерением подцепить с полдюжины выгодных клиентов… Он не учел того, что цеховые клиники уже давно и прочно сотрудничали с «Псовой охотой», а медицинская страховка была непременным условием участия в травле. У борзятника ее не было только потому, что он из жадности предпочел дать взятку распорядителю охоты — за что и поплатился…

На охоте Касиана почти сразу оттерли к ловчим, псарям, заводчикам, корытникам и прочему служивому люду, и там он впервые увидел легендарного Йенсена.

Поговаривали, что Йенсен когда-то служил в Ордене Голубых Касок, участвовал в двух Миротворческих походах — на Балканы и на Кавказ, был ранен, попал в плен к Аттиле, бежал… После отставки он устроился комтуром службы безопасности на заводе в Гаммельне, где подавил две забастовки сервов и утопил в крови бунт антиглобалистов. А потом Йенсен ушел на вольные хлеба и открыл самую крупную в Священной Шенгенской империи охотничью фирму. Ему доставались самые опасные преступники и самые богатые клиенты; когда Йенсена пригласили в егермейстеры при дворе в Давосе, Йенсен отказался.

Йенсен был сухим седовласым стариком с тросточкой в руке и с неизменным черным беретом на голове. Он сутулился и прихрамывал; он говорил очень редко и очень тихо, но когда он говорил — все замолкали… Он убил семьдесят два человека, шепотом сказал борзятник Касиану, и в шепоте его слышалось благоговение. Он лучший убийца в Европе. От него еще никто не уходил…

Мотоциклист вынырнул из дождя бесшумно и стремительно — если бы не вспышка молнии, Касиан ни за что бы его не заметил. Но предательский отблеск на обтекателе «Ямахи» выдал мотоциклиста: Касиан сдал влево, прижимая выжлятника в бордюру, мотоцикл вильнул, зарыскал и врезался в столб. Выжлятника швырнуло на дорогу. Таким Касиан его и запомнил: стоящим в луже на четвереньках, струи дождя барабанят по подставленной спине, и лучи фар отражаются в лакированном шлеме.

Потом был раскат грома и тупой удар, когда бампер «Хаммера» сбил выжлятника. Касиан проехал еще полквартала, сбросил скорость и посмотрел в зеркало заднего вида. Вокруг бесформенной массы на асфальте собирались темные тени, слишком маленькие, чтобы быть людьми. Киберпсы. Выжлятник вел стаю гончих.

Касиан остановился и задним ходом загнал «Хаммер» в переулок между зарешеченным ломбардом и греческой таверной. Там он выключил зажигание и погасил фары.

— Тихо, — сказал он Тави. Она негромко скулила. — Тихо!

Дождь колотил по крыше «Хаммера» и заливал ветровое стекло. Пенистые струи стекали с покатого, скошенного капота. Сквозь шум дождя Касиан услышал, как цокают титановые когти гончих об асфальт.

Первая гончая встала в стойку напротив въезда в переулок. Три других замерли рядом. Они стояли совершенно неподвижно, как статуи: поджарые, хищные статуи… Пластинчатые, как панцири креветок, спины блестели под дождем, длинные гибкие шеи, оплетенные кабелями гидравлики, поддерживали узкие головы. Глаза слабо тлели рубиновым пламенем.

— Твои феромоны, — сказал Касиан. — Они настроены на твои феромоны.

— Что?..

— Вон из машины! — заорал Касиан.

Тави отчаянно замотала головой.

— Не надо, не надо, ну пожалуйста, не надо… — бормотала она, пока Касиан ногой выталкивал ее наружу. Очутившись под холодным ливнем, она сразу замолчала и съежилась, обхватив себя за плечи.

— Беги, — сказал ей Касиан. — Беги как можно быстрее.

— Я н-не могу, — сказала Тави. Подбородок ее дрожал, свалявшиеся пряди волос падали на глаза. — У меня ноги разной длины. Всего на сантиметр, но…

Касиан захлопнул дверцу, врубил мотор и дал задний ход.

Плешивый мулла обхватил свою грушевидную голову обеими руками и распростерся ниц на молитвенном коврике, проголосив протяжно:

— Бисмал-ла-а-а…

На муллу никто не обращал внимания — в бывшей автомастерской, переоборудованной под харчевню, было слишком шумно и дымно: дервиши курили сладковатый бандж, бедуины посасывали посеребренные кальяны с опиумом, а с кухни несло вонью горелого масла, и два вентилятора под потолком караван-сарая лениво перемешивали все эти ароматы в единую вязкую коллоидную субстанцию, сквозь которую пробивались тягучие, без начала и конца, арабские мелодии, многоголосое бормотание и сухой стук костей для трик-трака. В углу, возле самого михраба, висела гроздь древних, ЭЛТ-шных амвонов, по которым передавали внеурочную мессу из аэропорта: когда шейх Аль-Мансур, самозванный продолжатель дела Салах ад-Дина и Усамы бен-Ладена, взял на себя ответственность за теракт, дервиши отозвались одобрительным гулом, после чего караван-сарай снова погрузился в ленивую полудрему…

Мебели в караван-сарае не было. Вместо стульев прямо на цементном полу были навалены, наползая друг на друга, вытертые ковры, спальные мешки, рваные одеяла, циновки и подушки — груды подушек, из-под которых, если сесть, во все стороны брызгали полчища тараканов. Столы здесь заменяли огромные жестяные блюда с непременными длинноносыми кофейниками и пирожками с маджуном — смолистой начинкой из конопли.