Антон Фарб - Бег крысы через лабиринт

Касиан заказал чалоу-кебаб — однородную массу из риса и баранины, и две плошки с кунафой — сладкой вермишелью с медом; добавив еще две купюры (в Касбахе ходили только наличные), он попросил отдельную келью. Таковых в караван-сарае попросту не было, но сноровистый официант быстро огородил ажурными ширмами бывшую смотровую яму, куда и спустились Касиан и Тави. В яме клокотал масляный радиатор, отчего воздух был сырым и горячим, как в турецкой бане.

— Никуда не уходи, — сказал Касиан, расставив плошки с едой. — Слышишь? Сиди здесь. Я скоро вернусь. Мне надо позвонить.

Тави никак не отреагировала. За черной вуалью паранджи Касиан не мог различить, открыты ли ее глаза, или она снова провалилась в то странное подобие каталепсии…

— Я вернусь, — на всякий случай повторил он.

Переулок был чертовски узкий, «Хаммер» со скрежетом задевал бортами за стены, высекая белые искры. Отъехав метров на тридцать, Касиан разворотил водосточную трубу, из которой пенистым потоком на грязный асфальт хлынула дождевая вода, и резко затормозил. Дальше «Хаммер», почти двухметровый в ширину, проехать не мог…

Касиан включил первую передачу и, не отпуская сцепления, утопил педаль газа. Мотор сдержанно заурчал, работая вхолостую.

Тави стояла там, где он ее высадил. Гончие — отсюда их было плохо видно — неспешно окружали ее.

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, Касиан задержал дыхание, досчитал до десяти и медленно выдохнул.

Тави побежала. Неловко, прихрамывая, подскакивая, как воробушек, но — изо всех сил. Гончие бросились следом, превратившись в размытые дождем и скоростью пятна. Касиан отпустил сцепление.

Первую гончую «Хаммер» подмял под себя и перемолол тремя левыми колесами. Вторую — ударил бампером, разрывая ее пополам. Третья успела прыгнуть и врезалась в лобовое стекло, оставив после себя паутину трещин и пятно то ли крови, то ли машинного масла.

— Цела? — спросил Касиан у втиснувшейся в стену переулка Тави. — Залезай, а то простудишься…

На весь караван-сарай был только один таксофон. Он висел на стене у входа в туалет. Экран был разбит, а сам аппарат был обклеен чешуей серых, отсыревших бумажек с номерами проституток.

Стараясь не вступить в блевотину и дышать через раз (из туалета несло зверски), Касиан переступил через бесчувственного наркомана и снял трубку. Гудок, как ни странно, был. Касиан положил палец на кнопку и вдруг понял, что звонить нельзя. Невольничий рынок Касбаха — место, откуда белые рабыни попадали в гаремы нефтяных эмиров, был слишком очевидной целью. Почти наверняка доезжачий Йенсена взял этот телефон на прослушку. При желании, он мог поставить фильтр на голосовой отпечаток Касиана на все телефонные линии Касбаха. Ведь перехватил же он разговор с прево, да еще и вклинился… Впрочем, с такой аппаратурой, какая была в фургончике доезжачего, это было несложно.

Снаружи фургон напоминал телевизионный конфессионал: невзрачный микроавтобус без окон, но зато с целым лесом антенн на крыше. Тонкие и гибкие прутья антенн сгибались под порывами ветра, вода в перевернутых спутниковых тарелках плескалась и кипела под струями ливня.

Фургон стоял посреди глубокой, по щиколотку, лужи, и когда Касиан к нему приблизился — осторожно, втянув голову в плечи и озираясь по сторонам — в туфлях у него хлюпало.

— Открывай! — крикнул Касиан и заколотил в дверцу фургона ногой.

В фургоне кто-то завозился. Касиан стряхнул с плеч тяжелое, насквозь промокшее пальто, набросил его на Тави и достал из кармана скальпель.

Дверца фургона, скрипнув, приоткрылась, и на Касиана пахнуло теплом и ароматом кофе.

— Кто? — осведомился тщедушный очкарик, близоруко вытаращившись на Касиана.

— Свои, — пробурчал Касиан, вталкивая очкарика внутрь, сшибая его с ног и наваливаясь на него всем весом. Очкарик задавленно пискнул, а Касиан просунул коротенькое, не длиннее большого пальца, лезвие скальпеля под запотевшее стеклышко очков.

— Дернешься — выколю глаз, — пообещал он.

Очкарик всхлипнул от ужаса. В мерцании десятка мониторов его лицо было сиреневого цвета.

— Ты кто? — спросил Касиан.

— Д-доез-зжачий, — выдавил очкарик.

Этого термина Касиан не знал.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Ко-ко-координирую с-собак…

Касиан улыбнулся.

— Ну надо же! Как все удачно получилось, — сказал он и приподнял очкарика за грудки. — А сейчас, — сказал Касиан и осмотрелся по сторонам, — мы с тобой начнем координировать собак вместе.

Рядом с Тави сидел низенький, плотный человечек в красной феске и с лицом, похожим на смазанную жиром лепешку. Человечек обильно потел: черные курчавые волосы сально блестели, а грязный, темно-серый воротник рубашки плотно врезался в толстую дряблую шею. Пальцы, унизанные десятком дорогих, но безвкусных перстней-печаток, нервно теребили четки из слоновой кости.

По возвращении Касиана человечек привстал и мелко-мелко закивал.

— Здравствуйте, Касиан-эфенди, — сказал он.

— Вы кто? — спросил Касиан настороженно.

— Ай-яй-яй! — расстроился человечек. — Касиан-эфенди меня не помнит. Я факих… — человечек замялся, подыскивая слово, — личный легист Его Высочества эмира Касбаха, на чьей земле вы имеете привилегию находиться. Мы с вами встречались, помните? На открытии паноптикума инженера Моро. Я сопровождал Его Высочество…

— Я помню, — соврал Касиан.

Человечек расплылся в улыбке — и тут же сник.

— Очень жаль, Касиан-эфенди, что Аллаху было угодно вновь свести нас при таких неудачных обстоятельствах, — скорбно сказал он. — Отношения мусульманской контрады с консулатом сейчас очень, очень сложные. Может быть, нашим альгвасилам и удалось бы не пустить в Касбах «Псовую охоту Йенсена»… Но ведь у Йенсена прямой конкордат с кардиналом вуайер-телевидения, а эти презренные шакалы уже служили мессы об охотах Йенсена и в Чайнатауне, и в Русском квартале, и даже в Маленьком Сиэтле. Его Высочеству эмиру очень не хотелось бы, чтобы Касбах пополнил этот скорбный список контрад, чья суверенность была так грубо попрана. Очень-очень не хотелось бы. Тем более, — добавил факих, и его маслянистое бормотание на миг превратилось в отрывистый лай, — из-за такой малозначительной причины, как вы и ваша спутница.

Касиан промолчал.

— Вы лабиринтный человек, Касиан-эфенди, — снова залебезил факих. — Но в лабиринте Касбаха у вас есть всего два выхода: наружу или в зиндан. Не ищите здесь истину. Тем более, — скабрезно захихикал он, кивнув на Тави, — что свою Ариадну вы уже нашли.

— На все воля Аллаха, — сказал Касиан угрюмо.

— Иншалла! — расцвел факих.

Акведуком местные жители называли древний евросоюзовский монорельс, возлежащий на железобетонных опорах высотой с трехэтажный дом и пересекавший автобан под косым углом. И действительно, было что-то величественно-римское в арочных проемах между опорами и легкой, изящной стремительности самого магнитного полотна, по которому когда-то проносились сверхзвуковые поезда от Лондона до Шанхая.