Андрей Ваон - Чемпионат

— Конечно, помню.

— И вот они только начинали эту вот закатывающую всех и вся тактику применять. А вы справились — убегали, перепрыгивали, ускользали. И выиграли.

— Лерусь, как я понял, тут будет совсем другой коленкор. Они же заточены будут уже в современных реалиях топтать. Тогдашняя «Европа» сейчас показалась бы балетом. Да и у нас, при всём уважении к нынешним ребятам, команда была помастеровитее. Да ещё и сыграться мы толком не сумели. Ах, чёрт! — в досаде бросил он, с грохотом всовывая тарелку в сушилку.

— И почему ты не захотел мойку автоматическую? — в очередной раз удивилась Лера его любви к мытью посуды и нежеланию автоматизировать этот процесс, благо приспособлений, избавляющих от бытовых хлопот, было достаточно.

— Да это ж успокаивает, ты знаешь. Так вот, твоя аналогия вроде здравая, кажется, что больше-то нам нечего и делать больше, но мне кажется, останутся от нас рожки да ножки. Слушай, а из «Рыси» никого не осталось, с кем можно было бы переговорить?

— Хм… так их же не только расформировали лет пять назад, но и всяким гонениям подвергли. А так как и мы были в какой-то прострации, то всё постепенно потерялось. Но я могу поискать, люди-то остались.

— Лер, поищешь, а? Там спецназ какой-то, может, и нам нужно в этой теме покопаться. Так пока кажется, что одним футболом мы ничего не добьёмся. Расплющат нас, и зритель понурый разойдётся тихо по домам. Кстати, и здесь момент тонкий — бить нас всё равно должны. Но мы каждый раз должны восстанавливаться. Так ведь?

— Ты знаешь, мне кажется, что от результата конкретного, действительно, будет не очень много зависеть. И драма какая-то должна быть. Но просто клубок там настолько перезревший, что он всё равно прорвётся. Вопрос в том, кто за ниточку первым дёрнет.

— Ну да, ну да… И «дергуном» я должен выступать.

— Да, ты, — Лера подошла к нему из-за спины и, обхватив руками, стала целовать шею. — Хватит уже намывать, пошли. Она потянула его мягко, но настойчиво.

Каждый раз, когда они занимались любовью, Лера обнажала не только своё по-прежнему молодое тело, она обнажала душу. И именно этим повергала в экстаз Юру. Счастье граничило с безумием и кололо острой рапирой, раздирая душу. После тридцатого года в секс они вкладывали и весь трагизм своей жизни, отчего после лежали опустошённые, перекрещенные телами и душами.

С Проскуриным они так и не обсудили игру с «Гэлэкси», так как сосредоточились на «Ломбардии». Молодые парни из второй команды светились энтузиазмом и рыли землю, словно кони, застоявшиеся в стойле. Главная сложность, как и в случае с Ребровым, была в том, чтобы подчинить их энергию тренерской воле и Бобровскому капитанству. И если большинство из них было взращено на былой славе «Московии» и, соответственно, её главного героя они принимали с пиететом и уважением (нужно заметить, правда, что Юра эту ступеньку старательно размывал, «сходя» к ребятам с высот своего величия в их глазах), то мысли Проскурина зачастую встречали недовольным бурчанием. Тут приходилось вступать и Васильеву, и Реброву, и, конечно, додавливал сам Юра. Апеллируя к их взрослости и желанию помочь команде.

— Парни, вы думаете, что Анатолич только по люденам спец? А вот и нет! Он прямой наследник Ларионова вам небезызвестного. Идеи у него те же. А что с того, что вам занятия не всегда кажутся весёлыми и иногда попахивают нудьгой, так любое серьёзное дело не обходится без этого. Просто примите для себя, что он знает, что делает. И всегда прав. Вот сегодня это упражнение, поначалу так вас забавившее, потом быстро наскучило. Захотелось свеженького. А ведь этим однокасанием, — Юра возвращался к прошедшей тренировке, растолковывая одноклубникам тонкости тренировочного процесса. Объяснял суть занятия, в котором, разбившись на пары, игроки битый час в одно касание перебегали от одних ворот до других, обыгрывая защитника исключительно за счёт партнёра. — Ведь этим однокасанием, повторяемым без конца, вы закрепляли у себя в моторной памяти нужные движения. Чтобы уже не думать, а на автомате. Это всё для сыгранности, которая достигается месяцами — а сейчас у нас этого времени нет. Зато есть ноу-хау от Проскурина. Он мозг и человечий, не только люденовский знает насквозь. И как туда затолкать нужные навыки и умения по-быстрому, он знает. Так что не бурчите, а лучше отворите свои души для принятия всего того, что излагает этот мудрый, без сомнения, человек. И помните, что каждая игра важна, но готовимся мы сейчас, ввиду провала сезона, к игре тридцатого. — Добавил Юра без подробностей. А что он им ещё мог предложить в качестве аргумента? Как подать суперважность того матча с американцами?

Морозы к концу недели окончательно овладели просторами Русской равнины, пугая своей основательностью отвыкших жителей. Летающие мобили, собранные в тёплых краях, быстро начали ломаться, отказывались взлетать. Дороги снова начали наполняться чадящим колёсным старьём. Центральное отопление в Москве, по счастью, работало, несмотря на свои преклонные годы. Заливались катки, а в парках появились первые лыжни, люди, по началу боявшиеся высунуть носы на, в общем-то, несильный по старым меркам пятнадцатиградусный мороз всё чаще вылезали на свежий воздух, похрустывая хрупким снежком.

«Московит» был построен на совесть, с учётом разных погодных катаклизмов. И уж с такой температурой он справлялся играючи. Болельщики вылезали на трибуны и с удовольствием снимали тёплые одежды, располагаясь в просторных креслах.

Но каждый выходящий из внутреннего коридора наружу не могу сдержать возгласа удивления — поле радовало глаз небывалой зеленью. Клуб решил окончательно пойти наперекор устоявшимся традициям современных Чемпионатов и убрал удручающую чернь с газона.

— Вот это газон, так газон! А то развели траур, — довольные переговаривались зрители.

— Смотри-ка, нравится жителям новая старая зелень, — кивнул в окошко из ложи Проскурин гендиректору.

— Всё вы развлекаетесь! А ведь потом мне разгребать, — поёжился вечно неуверенный карапет Винер.

«Много ты разгребаешь. Сейчас глотнёшь пивка, да ещё до окончания игры к любовнице своей распрекрасной. Вон и глазки уже сально заблестели в предвкушении», — неприязненно подумал Валентин и пошёл к команде в раздевалку.

Игроки также бурно обсуждали нежданную ими зелень газона. Высказывали умеренную радость.

— Вот итальяшки-то удивятся. Как бы не забыли, что надо играть, — гоготал Рома Васильев.

А «итальяшки» довольно хладнокровно отнеслись к нестандартному цвету покрытия, на котором предстояло играть. Больше они порадовались теплу, что царило внутри чаши стадиона. Прозрачная крыша пропускала тусклый свет с небес, дополненный мягким искусственным освещением из-под крыши.