Андрей Валентинов - Нуар

Сзади вновь послышался металлический лязг. Лицо гостя дрогнуло, взгляд метнулся в сторону очага.

— Клещи, — пояснил я. — А еще щипцы, плоскогубцы, бурав. Ничего, скоро поближе увидите.

Отошел на шаг, поднял руку.

— Прошу тишины, господа. Третий — к двери, остальные станьте у стены. Первый, освободите ему рот.

Изолента отодралась с кровью. Гость, застонав, дернулся, облизал разбитые губы, затем жадно глотнул теплый воздух. Я сочувственно кивнул:

— Ничего, до смерти потерпите. Хуже, если бы проволокой зашили.

Он оскалился, захрипел, шевельнув разбитыми губами. Я улыбнулся и снял маску.

— Добрый вечер, товарищ Дуглас. Или лучше просто Сергей Михайлович? За маскарад извините, но вы же профессионал, должны понимать. Апаши масками не пользуются, Париж — слава богу, еще не Чикаго. Поэтому нас никто не принял всерьез, наверняка решили, что это розыгрыш или даже карнавал… Позвольте представиться — Зеро. Тут мы все под номерами, как видите. Но по секрету могу сообщить, что фамилия моя Гравицкий, зовут Родион Андреевич…

— Не надо. Я видел ваше фото.

Это были первые его слова. Я ждал, что за ними последует просьба — дать воды или даже ослабить веревки, но товарищ Дуглас оказался крепок. Впрочем, иным сотрудник Иностранного отдела НКВД не мог быть по определению. В Москве знали, кого присылать по наши души.

— В посольстве известно, куда я поехал, — резко выдохнул он. — Здесь Франция, Гравицкий, я ее законный гость. Будьте уверены, скоро вашей головой сыграют в кегли.

Я взглянул прямо в совиные глаза:

— Но сперва вашей — в футбол… Сергей Михайлович, пугать друг друга — пустое дело. Мы оба на службе, вас прислал Иностранный отдел, меня командировала Лига Обера. Вы вербуете шпионов и провокаторов, мы их ловим. В Париже вы должны провести инспекцию агентуры, внедренной в русские эмигрантские организации, в том числе в РОВС. Это вызвало законный интерес моего начальства. Что вас в этой ситуации возмущает? То, что мы похитили чекистского резидента?

По разбитым окровавленным губам скользнула улыбка:

— Нет, Гравицкий. Возмущает сам факт вашего существовании, но это ненадолго, поверьте. Ничего я вам не скажу, можете хоть на куски резать. Я знаю вашу биографию, вы — мою. Как в преферансе, когда кладут карты на стол.

— Знаю, — согласился я. — Мы оба в разведке с 1918-го. Я работал при генерале Алексееве, вы — в Военном контроле… Сергей Михайлович! А не устроить ли нам ночь воспоминаний? Я вам одну историю, вы мне — другую. Qui pro quo.

Он фыркнул и попытался отвернуться. Не вышло, помешали вздернутые вверх руки.

— Не хотите? Но это же лучше, чем знакомиться с пытошным инструментом! Давайте все-таки попробуем. Первая история моя, так сказать, авансом… Господа, посадите гостя на табурет и дайте воды. Дернется — прострелите колено.

Я подошел к очагу и невольно покачал головой. От раскаленного железа несло жаром. Такое доводилось видеть только в музее, в отделе, где демонстрировались ужасы инквизиции. Оставалось надеяться, что все это так и останется реквизитом.

— Готово? — бросил я, не оглядываясь. — Тогда приступим.

«То be, or not to be, that is the question; whether 'tis nobler in the mind to suffer…» [49] «Быть иль не быть, — вопрос весь в том: что благороднее. Переносить ли….» В. Шекспир. Монолог Гамлета (перевод Н. Маклакова). Монолог.

Гостя разместили с некоторым комфортом. Даже руки позволили опустить, правда, взамен обмотав веревкой ноги. Волчина еще тот, лишняя предосторожность не помешает.

— Итак, — вздохнул я, пробуя голос. — Начинаем нашу историю. Она будет про маленького еврейского мальчика, который рос, рос — и вырос шпионом. Нет-нет, Сергей Михайлович, это не про вас. Вы тоже когда-то были маленьким еврейским мальчиком, но родились неподалеку от Гродно в достаточно зажиточной семье. Батюшка был бухгалтером, насколько я помню? А этот мальчик родился в Стамбуле лет за тридцать до того, как появились на свет вы. Откуда взялся, кто родители — бог весть. Позже мальчик выдумает себе пышную родословную, но точно известно лишь, что воспитывала его семья эмигрантов-черкесов. Сейчас бы их назвали кабардинцами. Приемные родители дали мальчику имя Кази-бек.

Зритель слушал равнодушно, тонкие губы кривились, глаза смотрели прямо в пол. Ничего, сейчас подбавим экспрессии!

— А потом случилось так, что мальчик оказался в Тифлисе. Там его усыновила семья Эттингеров, и Кази-бек стал Герш-Беркой. А потом все вместе, представьте себе, перешли в православие, и наш герой обернулся Григорием. Но когда он подрос и начал сочинять рассказы, то взял себе мусульманский псевдоним — Кази-бек Ахметуков. Тогда же Григорий Эттингер придумал сказку, что отец его был турецким генералом, а предок — индийским магараджой.

Дуглас поднял голову, взглянул удивленно.

— Магараджа Махмут-хан из области Бенерес, соратник халифа Омара? Гравицкий, мне известна ваша сказка. Я даже читал письмо, где была изложена вся эта генеалогия.

— Браво! — воскликнул я. — Как приятно иметь дело с профессионалом! Поэтому опустим долгую и очень интересную жизнь основоположника кабардинской литературы Кази-бека Ахметукова и перейдем сразу к полковнику Мохаммеду Беку Хаджет Лаше. Именно под таким именем этот человек значился в списках русской разведки. Хаджет Лаше — Хромой Праведник. Полковник взял себе этот псевдоним после того, как был ранен в ногу во время операции в Турецкой Армении. Пропустим очень многое и перепрыгнем сразу в год 1918-й. Мы с вами тогда был новичками в разведке, а вот Хаджет Лаше считался одним из самых заслуженных ветеранов. Именно ему руководство ВЧК поручило очень важное задание в Швеции…

Гость устало повел плечами:

— Гравицкий, эту сплетню я слышал уже много раз. Хаджет Лаше не был агентом ВЧК. Он просто маньяк и убийца…

— Не просто! Он был художником, великим мастером боли и страданий. Каждую жертву полковник пытал несколько дней, жег раскаленными клещами, пилил череп, поджаривал на огне пальцы. И люди были всё еще живы! Когда дело открылось, добрые шведы пришли в ужас. А потом выяснилось, что полковник Хаджет Лаше убивал несчастных из идейных соображений, он в такой форме, видите ли, боролся с большевизмом. Неудивительно, что русских эмигрантов, ваших искренних врагов, начали пачками вышвыривать из Швеции. Блестящая операция, товарищ Дуглас!

Он хотел что-то сказать, но я поднял руку.

— Не спешите! Сейчас будет самое интересное. Извергу, садисту и убийце Хаджет Лаше дали десять лет тюрьмы. Не так много, если подумать. Более того, чекистское начальство обещало ему устроить побег или обменять на какого-нибудь шведского шпиона. Увы, ветерана обманули. Время шло, он сидел в тюрьме… Помните сказку про джинна в кувшине? К тому же случилось беда: сошел с ума и скончался его старший сын. Полковник винил в смерти первенца не только себя, но и тех, кто его предал. С каждым годом ненависть к ведомству Дзержинского росла и крепла, долгими ночами Хаджет Лаше придумывал все новые и новые пытки для своих прежних хозяев. Во сне он видел огонь, раскаленное железо, красные угли…