Павел (Песах) Амнуэль - Институт альтернативной истории

Так вот, мы рады сообщить уважаемому покупателю, что все эти так называемые хроноклазмы — неудачная выдумка фантастов, и не более того. На самом деле уважаемый покупатель может вернуться в прошлое и совершить столь безнравственный поступок как убийство собственного дедушки. Если уважаемого покупателя поймают на месте преступления, его ждет суровый и справедливый суд. Но если повезет, и уважаемый покупатель не вступит в конфликт с полицией, то он спокойно вернется в настоящее время и будет продолжать жить, и лишь его совесть будет отягощена мыслью о жутком преступлении. В мире уважаемого покупателя не изменится ничего, потому что прошлое статично. А в момент, когда уважаемый покупатель нажмет курок пистолета и убьет ни в чем не повинного молодого человека, возникнет дополнительная мировая линия, на которой убитый потенциальный дедушка не встретит бабушку, не родится мать или отец, и следовательно, и сам потенциальный уважаемый покупатель. Но это будет, повторяю, другая линия, существование которой никак не повлияет на здоровье уважаемого покупателя.

Однако, пользуясь Смесителем истории, необходимо соблюдать меры предосторожности. Уважаемый покупатель должен запомнить: есть лишь один вид вмешательства, который совершенно недопустим — нельзя менять прошлое так, чтобы уважаемый покупатель оказался убит, находясь в этом самом прошлом. Именно для предотвращения подобных случаев и существует процедура инструктажа. Все предельно наглядно. Итак, уважаемый покупатель набирает выбранную им комбинацию цифр на приборной панели…

Уважаемый покупатель в моем лице набрал на панели дату — 25 февраля 1994 года, и место — площадь неподалеку от Пещеры Патриархов в городе Хевроне. Я знал, что делаю — в отличие от дилетантов, отправлявшихся во времена Второго храма, чтобы помочь евреям выстоять перед превосходящими силами римлян. В тот день некий поселенец Барух Гольдштейн явился в пещеру, где молились сотни мусульман, и перестрелял около тридцати человек. Может быть, он мстил за евреев, убитых террористами. Может быть, решил таким способом утвердить право евреев на землю Иудеи.

Но, господа, нужно предвидеть и следствия! Убивая арабов, доктор Гольдштейн убивал евреев, которых намеревался спасти. Разве он, ученый человек, не понимал, что в результате весь мир ополчится на Израиль? Не понимал, что тот же ХАМАС в отместку усилит террор, и погибнут десятки евреев? Не понимал, что Израиль вынужден будет пойти на уступки, которые он, доктор Гольдштейн и хотел предотвратить своим поступком? Он должен был понимать это, и еще то, что сам не выйдет из пещеры живым.

Линия жизни доктора Гольдштейна прервалась ранним утром 25 февраля, и в мои намерения входило сократить эту линию всего только на полчаса. Результат: в пещере ничего не происходит, мирный процесс набирает обороты, десятки людей остаются жить.

Я стоял, невидимый в предрассветной тени, и размышлял о том, имеет ли смысл обойтись еще меньшей кровью и всего лишь скрутить доктора Гольдштейна, посидеть с ним и объяснить то, что он сам понять почему-то не смог. Когда я услышал шаги, то уже действительно готов был дать доктору подножку и поговорить с ним по душам. Но эта мысль исчезла сразу же после того, как я увидел вышедшего на площадь человека. Человека? Доктора Гольдштейна в этот момент уже нельзя было причислить к роду людскому. Все человеческое было ему уже чуждо. По площади шел Мститель. Мысленно он был уже перед Творцом, и лишь Ему, Единственному, готов был дать отчет в своих действиях. Я мог загородить Гольдштейну дорогу, и он обошел бы меня, не заметив. Я мог крикнуть ему в ухо, и он не услышал бы меня. Он шел вперед, бережно, будто раненную руку, поддерживая висевшую на плече автоматическую винтовку «Галиль».

Он прошел мимо меня, и я понял, что в моем распоряжении есть только один способ. Доктор Гольдштейн умрет на полчаса раньше. Десятки людей останутся жить, в том числе и мой дед Наум, погибший в августе девяносто четвертого от ножа арабского террориста.

Я расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Я навернул глушитель и пошел вслед за Гольдштейном, чтобы успеть обойти его прежде, чем он достигнет армейского поста у входа в пещеру. Я не мог выстрелить в спину. Шаги мои были гулкими, Гольдштейн должен был слышать их, но он не обернулся. Он слышал в этот момент только голос Творца в своей душе. Я поравнялся с ним, обогнал и встал, поднимая оружие.

Чья-то рука вцепилась в мое плечо, другая рука выбила пистолет. И чей-то голос сказал:

— Уважаемый покупатель! Сработало предохранительное устройство. Действия уважаемого покупателя смертельно опасны.

Я обернулся, а доктор Гольдштейн проследовал мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания. Передо мной стоял молодой человек, больше, впрочем, похожий на манекен в магазине готового платья.

— Что, черт возьми… — начал я.

Молодой человек улыбнулся приклеенной улыбкой, поднял пистолет и протянул его мне со словами:

— Уважаемый покупатель не должен мешать Баруху Гольдштейну, потому что в противном случае уважаемый покупатель погибнет, что не допускается инструкцией по безопасности использования Смесителя времени.

Что я должен был делать? Застрелить представителя фирмы, а потом броситься догонять доктора? У меня хватило ума понять, что это ничего не изменит. Явится другой представитель и вернет меня в 2029 год.

— Послушай, — сказал я убедительно, — я понимаю, что убивать плохо. Но Гольдштейна все равно убьют через полчаса. А перед этим он положит тридцать арабов. А потом арабы положат десятки евреев. И мировая пресса будет называть израильтян убийцами невинных. Это нам надо? Будь другом, отойди с дороги.

Молодой человек посмотрел вслед Гольдштейну, будто сопоставляя мой прогноз с собственным впечатлением, покачал головой и сказал:

— Инструкция по безопасности использования Смесителя разрешает любые действия в истории, если они не угрожают жизни уважаемого покупателя.

— Но мне-то что угрожает? — искренне удивился я.

— Согласно программе инструктажа, — ответил представитель фирмы, — я продемонстрирую тебе следствия задуманного тобой поступка…

Время скачком сместилось назад, я вышел из своего укрытия, а доктор Гольдштейн метрах в трех впереди меня размеренным шагом шел выполнять свою мицву как он ее понимал. Я навинтил глушитель и обошел Гольдштейна справа. Встал перед ним, поднял пистолет и, когда доктор, наконец, заметил меня и удивленно посмотрел мне в глаза, я нажал на спуск.

Не уверен, был ли хлопок — я ничего не слышал. На груди Гольдштейна мгновенно расцвел красный цветок, и доктор молча повалился лицом вперед. Я отступил, у меня дрожали руки, и я никак не мог попасть пистолетом в отверстие кобуры. Наверно, нужно было быть довольным. Я изменил ход истории, и хотя бы в одном из альтернативных миров сотни людей останутся живы, а имидж государства Израиль не понесет ощутимых потерь.