Элли Каунди - Сплетенные судьбами

В любое время года этим путем сложно проходить – а особенно сейчас, в самом конце зимы. Я понимаю, что наши шансы невелики, но все равно рад, что мы уже зашли так далеко.

- Это так далеко, - с дрожью в голосе произносит Элай, стоя рядом со мной.

- Возможно, не так уж далеко, как оно выглядит на карте, - отвечаю я.

- Давайте спустимся к ближайшей группе деревьев, - предлагает Вик.

- А это безопасно? - подняв глаза к небу, спрашивает Элай.

- Если будем осторожны, то да, - говорит Вик, уже начиная двигаться; его взгляд прикован к ручью. - Этот поток чем-то отличается от того, что мы видели в ущелье. Держу пари, рыба здесь водится крупная.

Мы приближаемся к первой группе деревьев. - Как много ты знаешь о рыбной ловле? - интересуется Вик.

- Ничего, - отвечаю. Я даже о воде мало, что знаю. Возле нашей деревни было не так много водоемов, за исключением тех, что искусственно наполняло Общество. А ручьи, протекающие в ущельях, не такие широкие и тихие, как в этих местах. Они меньше и быстрее. - А разве рыба не умерла уже? Вода ведь слишком холодная.

- Проточная вода редко когда замерзает, - объясняет мне Вик. Он приседает на корточки и заглядывает в воду, где что-то плавает. - Можно попробовать выловить вон тех, - говорит он возбужденно. – Зуб даю, что это форель. Она великолепна на вкус.

Я уже присел рядом с ним, пытаясь выяснить, что это за рыба. - Как же мы это сделаем?

- У них заканчивается нерест, - говорит Вик, - Они сейчас медлительны. Если подберемся как можно ближе, то сможем дотянуться и выловить их руками. Это, конечно, не настоящая рыбалка, - говорит он извиняющимся тоном. - И дома мы никогда не занимались этим. Зато у нас были удочки.

- А где это дома? - интересуюсь я у Вика.

Он смотрит на меня, раздумывая, но, возможно, полагает, что, раз уж я поведал ему, откуда родом, то и он может рассказать то же самое. - Я из Камаса, - говорит он. - Тебе стоит увидеть его. Горы там даже выше, чем здесь. - Он жестом указывает на плато. - А ручьи полны рыбы. - Затем он останавливается. Оглядывается на воду, в глубине которой что-то плавает.

Элай все еще сидит, низко склонившись, как я и велел ему. Мне до сих пор не нравится то, насколько открыто расположена эта равнина между Каньоном и горами.

- Ищи стремнину, - наставляет Вик Элая. - Это место в ручье, где вода мелкая и течение более сильное. Как здесь, например. А потом делаешь так.

Вик медленно и осторожно склоняется к самому краю потока. Он ждет. Потом скользит рукой под водой, рядом с рыбой, мало-помалу перебирая пальцами против течения, пока они не оказываются под брюшком рыбы. А затем резким движением выкидывает рыбу на берег. Она трепыхается, блестя чешуйками, заглатывая ртом воздух.

Мы все наблюдаем, как рыба умирает.

Той же ночью мы возвращаемся в Каньон, где не будет заметен дым от костра. Я использую кремень, чтобы разжечь огонь, приберегая спички, взятые у фермеров, на потом. Это первый настоящий костер, который мы развели, и Элаю нравится держать ладони над языками пламени. Огонь - это хитрая штука: он может обжечь, а может согреть. - Не подноси слишком близко, - предупреждаю Элая. Он кивает. Блики костра пляшут на стенах ущелья и окрашивают все в цвета заката. Оранжевый огонь. Оранжевый камень.

Мы неспешно готовим рыбу на тлеющих углях, так она дольше сохранится в нашем походе через равнину. Я наблюдаю за дымом, надеясь, что он рассеивается раньше, чем достигает вершины ущелья.

Приготовление всей рыбы займет несколько часов, утверждает Вик, поскольку вялить ее необходимо до полного иссушения. Но зато так она долго не испортится, а еда нам понадобится в любом случае. Мы выбирали, что важнее: уйти от тех, кто нас преследовал, либо пополнить запасы для похода, и еда, в конце концов, победила. Теперь, когда мы увидели, какое большое расстояние придется пройти, каждый из нас почувствовал дикий голод.

- Есть один вид рыб, который называют радужная форель, - задумчиво произносит Вик. – Большинство из них вымерло еще во времена Потепления, но я однажды поймал одну такую в Камасе.

- Она была такой же вкусной, как и эта? - спрашивает Элай.

- Конечно! - отвечает Вик.

- Ты ведь отпустил ее обратно в воду, не так ли? - спрашиваю я.

Вик усмехается. - Не смог бы съесть ее, - говорит он. – Ведь она была единственной радужной форелью, которую я когда-либо видел. Я подумал, что она, может быть, последняя оставшаяся рыба своего вида.

Я сажусь на корточки. Мой желудок полон и я чувствую себя свободным, далеким и от Общества, и от поселения фермеров. Ничего не отравлено. Проточная вода редко замерзает. Приятно сознавать эти два факта.

Я не бывал так счастлив с той поры, когда совершал восхождения на Холм. Я думаю, что у меня все же есть неплохие шансы вернуться к ней.

- Твои родители были офицерами до того, как их реклассифицировали? - спрашивает меня Вик.

Я смеюсь. Мой отец офицер? Моя мама? По ряду причин, это предположение нелепо. - Нет, - отвечаю я. - Почему ты так решил?

- Ты ведь знаешь об оружии, - продолжает он. - И о проводках в пальто. Я подумал, что кто-то из них научил тебя.

- Меня обучил этому отец, - отвечаю я. - Но он не был офицером.

- А он научился этому у фермеров? Или у повстанцев?

- Нет, - возражаю я. - Кое-чему он научился на своей работе в Обществе, - А большей частью самостоятельно. - А что насчет твоих родителей?

- Мой отец был офицером, - говорит он, и я совсем не удивлен. Это все объясняет: выносливость Вика, способность командовать, его слова о том, что пальто похожи на военную форму, и тот факт, что он когда-то жил на военной базе. По какой же причине произошла реклассификация такого отличного Гражданина – члена семьи офицеров?

- Моя семья мертва, - произносит Элай, когда становится ясно, что Вик больше не намерен ничего сообщать.

Хотя я и догадываюсь, что могло произойти, все равно мне ненавистно слышать, как он говорит об этом.

- Как это случилось? - спрашивает Вик.

- Мои родители заболели. Они умерли в медицинском центре, в столице. А затем меня увезли. Если бы я был Гражданином, кто-нибудь мог бы взять меня к себе. Но я не был таковым. У меня был статус Отклонение от нормы столько, сколько я себя помню.

Его родители заболели? И умерли? Такого не должно было произойти - и не происходило, как мне известно – с людьми в возрасте родителей Элая, даже, если они были Отклоненными. Такая ранняя смерть не случалась, если ты не жил в Отдаленных провинциях. Тем более не случалась в Центре. Я сделал вывод, что они могли умереть, как, видимо, подразумевал Элай, в какой-нибудь деревне.

Но Вик не выказывает удивление. Я не знаю, потому ли, что тем самым помогает Элаю, или потому, что и раньше слышал про такие вещи.

- Элай, мне очень жаль, - говорю я. Оказывается, мне повезло. Если бы сын Патрика и Аиды не умер, и Патрик не был так настойчив, меня бы никогда не отправили в Орию. Сейчас я мог бы уже быть мертв.