Чайна Мьевиль - Город и город

— Это немного облегчит нам жизнь… Пожалуй, я смогу проехать через нашу сторону с помощью полицейских бумаг и своего авторитета. Идёт.

Милицья , не говоря уже о старших детективах, побивала уль-комских пограничников без особых проблем.

— А я буду вести переговоры на въезде в Бещель.

— С Иоландой всё в порядке?

— С ней Айкам. Я не могу вернуться… Не снова же? Каждый раз, когда мы…

У нас по-прежнему не было понятия, кто и как может следить за нами. Дхатт слишком много суетился, и, после того как он в третий или четвёртый раз нагрубил коллеге из-за воображаемого нарушения устава, я заставил его пойти со мной на ранний обед. Он хмурился и не хотел говорить, пялясь на всех, кто проходил мимо.

— Может, перестанете? — спросил я.

— Я буду чертовски рад, когда вы уедете, — сказал он.

Телефон Ялльи зазвонил, и я поднёс его к уху, ничего не говоря.

— Борлу?

Я постучал по столу, привлекая внимание Дхатта, и указал на телефон.

— Боуден, где вы?

— Обеспечиваю свою безопасность, Борлу.

Он говорил со мной по-бещельски.

— Судя по вашему голосу, в безопасности вы себя не чувствуете.

— Конечно, нет. — Голос у него был очень напряжённым. — Я ведь не в безопасности, верно? Вопрос в том, насколько велика беда, в которую я попал.

— Я могу вас вывезти.

Мог ли я? Дхатт преувеличенно пожал плечами: мол, что за хрень?

— Есть пути выхода. Скажите, где вы.

Он вроде как рассмеялся.

— Точно, — сказал он. — Так я вам и скажу, где я.

— А что другое вы предлагаете? Вы не можете провести всю жизнь в бегах. Выезжайте из Уль-Комы, и я, может, сумею что-то сделать. Бещель — моя территория.

— Вы даже не знаете, что происходит…

— У вас есть один шанс.

— Поможете мне, как помогли Иоланде?

— Она не так глупа, — сказал я. — Не отказалась от моей помощи.

— Что? Вы нашли её? Что?..

— Я сказал ей то же, что говорю вам. Я никому из вас не могу помочь здесь. Может, буду в состоянии помочь вам в Бещеле. Что бы ни происходило, кто бы вас ни преследовал…

Он попытался что-то сказать, но я ему не дал:

— Там у меня есть связи. Здесь я ничего не могу сделать. Где вы?

— …Нигде. Не важно. Я… Где вы? Я не хочу, чтобы…

— Вы молодец, что так долго остаётесь вне поля зрения. Но вам не удастся делать это вечно.

— Да. Согласен. Я найду вас. Вы… сейчас пересекаете границу?

Я не мог не оглянуться по сторонам и не понизить голос:

— Скоро.

— Когда?

— Скоро. Сообщу вам, когда узнаю. Как с вами связаться?

— Не надо, Борлу. Я сам с вами свяжусь. Держите при себе этот телефон.

— А что, если вы меня упустите?

— Просто придётся звонить вам через каждую пару часов. Боюсь, я вынужден буду сильно вам докучать.

Он разъединился. Я уставился на телефон Ялльи, потом наконец посмотрел на Дхатта.

— У вас есть хоть малейшее представление о том, как я ненавижу, когда не знаю, на что рассчитывать? — прошептал Дхатт. — Кому доверять?

Он перетасовал бумаги.

— Что и кому надо говорить?

— Есть.

— Что там такое? — сказал он. — Он тоже хочет выехать?

— Да, тоже хочет. Он боится. Не доверяет нам.

— Нисколько его в этом не виню.

— Я тоже.

— У меня нет на него никаких документов.

Я встретился с ним взглядом и стал ждать.

— Святой Свет, Борлу, вы становитесь чертовски… — В его шёпоте слышалась ярость. — Хорошо, хорошо, я посмотрю, что смогу сделать.

— Скажите мне, что делать, — сказал я ему, не отводя взгляда, — к кому обращаться, какие углы срезать, и вы сможете во всём винить меня. Вините меня, Дхатт. Пожалуйста. Но раздобудьте форму на тот случай, если он придёт.

Я смотрел, как он, бедняга, мучается.

Тем вечером Корви позвонила мне после семи.

— Едем, — сказала она. — Документы у меня.

— Корви, я так вам обязан, я ваш должник.

— Думаете, я не знаю этого, босс? Это вы, ваш парень Дхатт и его, гм… «коллега», не так ли? Я буду ждать.

— Захватите свой жетон и будьте готовы прикрыть меня со Службой иммиграции. Кто ещё? Кто ещё знает?

— Никто. Стало быть, я опять назначенный вам водитель. В какое время?

Это вопрос — каким способом лучше всего исчезнуть? Должен существовать график, тщательно вычерченная кривая. Является ли что-то более невидимым, если вокруг ничего больше нет — или если оно окажется одним из многих?

— Не слишком поздно. Не в два часа ночи.

— Чертовски рада это слышать.

— Тогда бы там никого, кроме нас, не было. Но и не в разгар дня, тогда слишком велик риск, что нас кто-то узнает или ещё что-нибудь.

После наступления темноты.

— В восемь, — сказал я. — Завтра вечером.

Стояла зима, и темнело рано. Там по-прежнему будут толпы народа, но в тусклых красках вечера, сонные. Легко не увидеть.

Не всё решалось ловкостью рук; были задачи, которые мы должны исполнять и исполняли. Имелись рапорты о продвижении расследования, которые надо было писать, и семьи, с которыми следовало поддерживать связь. Заглядывая Дхатту через плечо, я время от времени вносил предложения, помогая ему составить письмо, вежливо и с сожалением ни о чём не сообщавшее мистеру и миссис Джири, основные контакты с которыми в настоящее время поддерживались уль-комской милицьей . Не очень приятно было чувствовать себя силой, призраком присутствующей в этом сообщении, зная их обоих, видя их за словами, которые были подобны одностороннему стеклу, так что они не могли оглянуться и увидеть меня, одного из пишущих.

Я сказал Дхатту о месте — адреса я не знал, пришлось обойтись смутным топографическим описанием, которое он признал, — о той части парка, в нескольких минутах ходьбы от которой пряталась Иоланда, чтобы он встретил меня там на исходе следующего дня.

— Если кто-нибудь спросит, говорите, что я работаю в отеле. Расскажите обо всех смехотворных бумажных обручах, через которые нас заставляют прыгать в Бещеле и которые не дают мне продохнуть.

— Как раз об этом все мы постоянно говорим, Тьяд. — Дхатт не мог оставаться на одном месте, так он был встревожен, так нервничал из-за неуверенности во всём, так обеспокоен. Он не знал, куда смотреть. — Винить вас или не винить, а вот мне остаток своей чёртовой карьеры придётся провести на связи со школами.

Мы согласились, что от Боудена, по всей вероятности, больше ничего не услышим, но телефон бедной Ялльи зазвонил в полпервого ночи. Я был уверен, что это Боуден, хотя он ничего не сказал. Он позвонил ещё раз незадолго до семи утра.

— У вас больной голос, доктор.

— Что там у вас?

— Что вы хотите делать?

— Вы едете? Иоланда с вами? Она едет?

— У вас одна попытка, доктор. — Я записывал в блокноте часы и минуты будущих перемещений. — Если не хотите, чтобы я за вами заехал, но хотите выбраться, будьте у главных транспортных ворот Связующего зала в семь часов вечера.