Никита Аверин - Революция

Поджав губы, Недельская хмуро посмотрела на сидящего напротив Мешадо, грозно сверкнув глазами.

— Кто-то же хотел Вьетнама и концертов «Стоунз», — Мешадо с напускной безразличностью пожал плечами. — Романтика, наслаждайся.

— Очень смешно. Но это же бесчеловечно — убивать врачей, — оглядев сидящих в салоне, сказала Марина. — Должен же существовать закон…

— Ха! Законы. Какие законы? Здесь все бесчеловечно, мисс! Это война, мать ее. И поверьте мне, тут нигде нет людей. Нет, и никогда не было — одни звери, неважно на скольких ногах они ходят! — перехватив зажатую между колен винтовку, он стал что-то нашаривать в кармане своей амуниции.

— Отцепись от нее Уайт, — снова одернул подчиненного сержант. — Чего пристал? Или у тебя в одном месте уже так звенит, что начало отдавать в голову?

— Но это же не дело, сэр! Чтобы такой ангелочек и схлопотал пулю? Не при мне. Вы ведь не хотите, чтобы вас подстрелили?

— Н-нет… — совсем растерялась Марина.

— В таком случае вот, — макнув два пальца в баночку с маскировочной краской для лица, он придвинулся к ней, несколькими мазками закрашивая на каске крест, и поправил ее, когда та снова стала съезжать девушке на нос. — Так лучше.

— Почему вы это делаете? — недоверчиво поинтересовалась Недельская.

Марину не покидало неприятное ощущение, что цепкие глаза мужчин, и особенно этого остряка солдатика, бесцеремонно изучали ее фигурку, мысленно расстегивая мешковатый военный комбинезон, под которым прятались обтянутая маечкой грудь и черные кружевные трусики. Раздражало. Она покосилась на сидящую рядом Кейт, которая, как казалось, спокойно относилась к происходящему. Что это, естественное сексуальное влечение или просто участие взрослых людей, желающих поддержать новичка в незнакомой ситуации? Адаптироваться сложно, но показывать слабость ни в коем случае нельзя. В конце концов, ее к этому готовили. Марина повела плечами и отвернулась к иллюминатору.

Она сможет. Просто не обращать внимания. Все будет о'кей.

— А вы мне понравились, — откидываясь на сиденье и пряча краску в карман, с прямотой человека, каждый день готового умереть, улыбнулся солдат. — И когда закончится вся эта никому на фиг не нужная заваруха, я бы с радостью пригласил вас на танцы с парой стаканчиков, что скажете? Вы бы надели платье, а я — костюм. Хоть я и не умею носить всю эту мудреную дребедень, чтобы там ни доказывал мой старик, но танцевать умею. Он у меня портной. Держит небольшую лавку. Можете не хмыкать, сержант, я вернусь, вот увидите. И мать больше не будет плакать. Если, конечно, какая-нибудь косоглазая сволочь завтра не отстрелит мне чертову задницу или еще что-нибудь поценнее! Я намерен выиграть эту войну, но, как знать, может, эта музыка — последнее, что я слышу в этой гребаной жизни.

— Да заткнись ты уже, — буркнул Билл, не отворачиваясь от иллюминатора.

Магнитофон продолжал напевать.

— Если здесь будешь молчать, тебе начнет нашептывать Дьявол, — ни к кому конкретно не обращаясь, констатировал Зак, засовывая за щеку новый мякиш табака. — Мы все у него под пятой, парни. Мы все у него под пятой.

Невольно вслушиваясь в беззлобную перебранку солдат, сопровождаемую воплями музыки и грохотом лопастей, Кейт посмотрела на несущиеся под ними джунгли, по которым кроваво расплескался закат.

Девушка вздохнула. Сейчас они тоже были на своей войне и тоже были солдатами.

К госпиталю они прибыли, когда уже совсем стемнело. Несколько армейских джипов, встречавших их на посадочной площадке, быстро доставили группу к главному зданию медицинского комплекса.

Кейт никогда в жизни так близко не видела войну.

По пути им попадались отдельные группы солдат, которые, вытянувшись в цепочку, что-то тихо распевая, неторопливо брели вдоль дороги, разрушенная сторожевая вышка, от которой остались только опоры и фрагмент лестницы. Окопы с защитой из мешков с песком, укрытые кусками листового металла, с бойницами для круговой обороны.

А на одном отрезке пути стелящийся по обеим сторонам дороги лес внезапно кончился, словно срезанный огромным ножом, уступая место унылой выжженной местности.

— Напалм, — буркнул Мешадо, отвечая на немой вопрос Недельской, которая, присмирев после разговора с солдатом в вертолете, пугливо смотрела по сторонам. — Скорее всего, авиационный удар, ррраз! — и как не было ничего.

— Я видела… фотографии. Но не думала, что все так… — Марина сглотнула подкативший к горлу ком.

— Жестоко, страшно, обыденно? — закончил за нее Мешадо. — А как оно должно быть? Солдат в вертолете был прав — это война. Или ты, как Никсон, думаешь, что все эти снимки подделки? [18] Снимок, на котором запечатлена девочка Ким Фук, «Напалм во Вьетнаме», стал одной из двух самых известных фотографий вьетнамской войны. Примечательно, что президент Никсон практически сразу назвал фото умелой фальсификацией. — Он хмыкнул. — Всем поначалу кажется, что мир на фотографиях где-то далеко, что это чья-то другая жизнь и чьи-то проблемы. Но когда ты сталкиваешься с этим лицом к лицу, многое невольно пересматриваешь по-новому. На нашей работе всегда так, это неизбежная часть ремесла. Привыкнуть сложно, но со временем получается. — Он снова невесело хмыкнул своему каламбуру. — Со временем…

Военно-полевой госпиталь состоял из нескольких больших палаток, столовой, автостоянки и склада медикаментов. Затормозив, джипы остановились на стоянке перед вертолетной площадкой, возле которой были сложены бочки с топливом.

— Хэй, капрал! — сидящий в первой машине сержант окликнул спешащего куда-то паренька, пока Кейт наблюдала, как в медицинский вертолет загружают носилки с лежащим на них спеленатым простынями человеком. — В какой из палаток находится послеоперационное отделение?

— Вон в той, сэр!

Ночные джунгли пахли сыростью, со сладковатым привкусом авиационного топлива. Мешадо хлопнул себя по щеке, прибив какого-то насекомыша. По знаку сержанта выбравшись из джипов, Кейт и ее команда отправились вслед за своим провожатым в одну из палаток.

— Сержант Грант, мэм. Нам нужно увидеть Пита Муна, капитана 1-го батальона, 9-го разведывательного эскадрона, — потребовал сопровождающий команду Кейт сержант, подойдя к столу, тускло освещаемому настольной лампой, на которую была накинута салфетка, приглушавшая свет, за которым дежурила медсестра, что-то бегло вносившая в тетрадь мелким убористым почерком. — Эти люди хотят говорить с ним.

— Вы, наверное, из газеты, — оторвавшись от письма, женщина закрыла тетрадь и оглядела вошедших. — Мне говорили, что вы придете. А Питти у нас теперь настоящий герой. К нему часто наведываются. Будете брать интервью?