Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Мать что-то шила, сидя в кухне у окна.

– Доставай суп из печки, – сказала она Насте, – молоко в крынке, на лавке.

Настя тревожно обернулась к матери:

– Мама, бабушка уехала?

– Уехала, – ответила мать.

– Совсем?

– Совсем.

– Как же… как же это – совсем? – У Насти задрожал голос. – Что же ты ее не уговорила?

Мать невесело усмехнулась:

– А разве нашу бабушку можно уговорить?

– Можно! – горячо возразила Настя. – Если бы я была дома, я бы уговорила. Я бы ни за что ее не отпустила, ни за что!.. А отец ее повез?

– Повез.

– Ну зачем же он ее повез! Не надо бы!

– Ну, так она пешком ушла бы. Садись, обедай!

Настя нехотя пообедала. Она даже и не заметила, что суп – ее любимый, с грибами, и что в молоке плавает толстая пенка.

– Мама, – сказала она, отставляя кружку с недопитым молоком, – а что, если мне туда сбегать, а?

– Куда?

– Ну, к тете Нюше, за бабушкой. А? Уговорю ее, она и приедет обратно. А?

Мать подняла от шитья свои темные мягкие глаза:

– Сейчас ты ее не уговоришь. А вот пройдет несколько деньков, тогда и сходишь…

– А ты думаешь, что – соскучится?

Мать улыбнулась ямочками около глаз:

– Думаю, что соскучится.

И, вспомнив понурые плечи и опущенную голову сидевшей в санях Марфы Тихоновны, добавила:

– Сердце-то и у нее не каменное.

После обеда Настя вышла на улицу. Сверкал и блестел морозный денек. Ярко-синее небо, ярко-синие тропки среди розоватых сугробов, искристые огоньки на снегу…

Далеко видно кругом в ясный день. Улица лежит озаренная солнцем, будто праздничная. Ребятишки катаются с горки, кричат, смеются… Промчался на Ласточке конюх Тимоша, снежные комья разлетелись из-под копыт…

На душе у Насти было тяжело. Уехала и не простилась, и не повидалась со своей внучкой!

Настя долго стояла у калитки. Нужно бы идти к Наде Черенковой – сговорились вместе делать уроки, но Настя почувствовала, что ей сейчас не до Нади, не до уроков.

«Пойду к Катерине, – решила она, – расскажу ей…»

Насте почему-то казалось, что именно Катерина знает, как ей быть и как вести себя в такую тяжелую минуту, и что именно Катерина скажет ей самые нужные в такую минуту слова.

Около нового двора собрался народ – доярки, телятницы. Тут же стоял председатель Василий Степаныч и разговаривал с техником. А вот и Катерина вышла из телятника в накинутой на плечи черной жакетке – белолицая, сероглазая, с морозным румянцем на свежих щеках. Увидев Настю, она приветливо улыбнулась ей:

– Редко, редко навещаешь нас, дорогой шеф! Пора бы за работу как следует браться! Это что ж такое? Пионеров в колхозе не сочтешь, а животноводством никто не интересуется.

– Да нет, Катерина, – прервала ее Настя, и ее темные, как вишенки, глаза засветились, – у нас теперь животноводов много! Но только мы пока занимаемся теорией – читаем, доклады делаем. Мы хотим подготовиться как следует, понимаешь? Чтобы все знать…

– А практикой что же?

– А потом и практикой. И мы все бабушке доказали бы… Только вот, Катерина, как же теперь будет? – Настя заглянула в глаза Катерине: – Ведь бабушка-то ушла!

Катерина чуть-чуть нахмурилась. В словах Насти ей почудился упрек, словно это она выжила из колхоза старую телятницу.

– Ну что ж теперь делать? – возразила она. – Ушла так ушла. Напрасно ушла. Но ведь телята-то остались. К тетке Надежде приходите – теперь тетка Надежда вместо бабушки.

Телятница Надежда, услышав свое имя, обернулась. Худощавое лицо ее было озабоченным и как будто заплаканным.

– Ну что ж, приходите, – сказала она, – дела найдутся. А помощь, конечно, нужна. Трудно будет, ох, боюсь – трудно мне будет без Марфы Тихоновны. Твердая у нее рука была… А я – что там! Не знаю, и справлюсь ли!

– Ну, что ты, Надежда! – стараясь подбодрить ее, сказала Катерина. – Да разве ты одна? У тебя вон Паша – опытная работница.

– Вот еще затужила! – живо ввернула незаметно подошедшая Паша. – Подумаешь, нашла о ком плакать, тоже хороша была старуха – нашими руками работница. Да ты и при ней больше ее делала, душу отдавала!

Паша глядела Надежде в глаза, как еще вчера глядела в глаза старухе Рублевой, и каждая рябинка на ее лице светилась лестью. И неизвестно, чего еще наговорила бы лукавая Паша, если бы Катерина не прервала ее.

– А что, Надежда, как ты думаешь, не случится так, что Марфа Тихоновна к нам обратно вернется? Может, посмотрит, что у нас дела хорошо идут, может увидит, что неправа была, поверит нам, да и вернется!

У Насти заблестели глаза. Она взяла Катерину под руку и прижалась к ней.

– Вернется? – Надежда покачала головой. – Ну, нет! Марфу Тихоновну знать надо. Хоть и увидит, что неправа была, так и то не вернется: характер не позволит.

– А мне кажется, что вернется, – задумчиво сказала Катерина. – Уж очень она горячо свое дело любила. Неужели она может так вот все бросить и успокоиться? Не поверю не поверю. Она теперь вгорячах умчалась. А пройдет день-два, и начнет думать и начнет беспокоиться: а как-то там Белянка, а как там Атлас, а как там Звездочка? А ну как их во-время не накормят да не напоят?.. Ну что ты, Надежда, по себе посуди – разве сможешь ты от своего деля так вот взять да и отрешиться и все забыть?

– Я-то не смогу, – ответила Надежда, – а другие могут.

– Только равнодушные люди могут, – возразила Катерина, – а такие, как наша Марфа Тихоновна, нет. Такие не могут!

Настя, крепче прижав к себе Катеринину руку, снова заглянула ей в глаза:

– Катерина, ты правда думаешь, что бабушка вернется?

– Правда думаю, – твердо ответила Катерина, – да. Правда думаю.

Все замолчали, задумались…

– Ну так что ж, приходите, – обратилась Надежда к Насте, – приучайтесь, готовьте нам смену.

– Только не подумайте ко мне забраться! – Катерина, смеясь, погрозила пальцем. – Туда я даже и вас не допущу.

– А на что нам твои? – возразила Надежда. – У нас и своих хватит. Нужны нам твои молочники…

– Что ж мы тут стоим? – спохватилась Катерина. – Пойдемте же двор смотреть. Вон и дед Антон бежит, торопится.

Все собрались вокруг техника и председателя. Подошел и дед Антон. Подошел и стал: задохнулся, не отдышится. Василий Степаныч внимательно посмотрел на него:

– Что, старик, никак задыхаться стал?

– Еще чего! – ответил, бодрясь, дед Антон. – Давай наперегонки – кто кого? Пожалуй, километров на пять от меня отстанешь!

– Ну что ж, принимайте работу, Антон Савельич! – сказал техник. – Только вас и ждали!

Широкие ворота открылись, и все вошли в новый двор.

Длинное светлое здание, хорошо застекленные окна, кормушки, автопоилки, каналы для стока, подвесная механическая подача кормов… Тамбуры, кухня, котлы для кипятка и варки скоту овощных супов, сверкающая белизной приемная молока…