Игорь Градов - Грустная история Васи Собакина

И я рассказал Славке историю жизни Эллы.

— Кстати, — заметил мой друг, — ты знаешь эволюцию слова «дура»?

— Нет, — признался я.

— До свадьбы — «какая милая дурочка», через пару лет — «какая дуреха», еще позднее — «полная дура».

Я рассмеялся:

— Верно…

— А если не позвонит? — Славка снова стал серьезным.

— Позвонит, — уверенно кивнул я. — насколько я знаю Аллочку, она собственница еще похлеще моей Ленули и такого красавца, как ты, никогда не упустит и никому не отдаст. «Вся жизнь впереди, надейся и жди», — процитировала я слова популярной песни моей юности.

Славка немного успокоился и расслабился.

— Слушай, а может, дерябнем в честь такого радостного события? — предложил он. — Все-таки не каждый день женишься…

Я пожал плечами — поркуа бы и не па, как говорят французы. Ленуля в Египте, я полностью свободен, завтра воскресенье — если что, отойду, отосплюсь. Я вручил Славки несколько купюр, и он радостно побежал в магазин, а я решил еще немного почитать.

«Выздоровление мое было медленным — бок сильно болел, временами шла кровь. Одно спасало — отвары из матушкиных трав, которые готовила Элли. Они облегчали мои страдания и помогали заснуть. А спал я много — набирался сил, восстанавливал тело. Мои скудные познания в лечебном колдовстве позволяли заживлять раны, сращивать кости, притуплять боль, но их явно не хватало для быстрого полноценного исцеления. Спасибо Элли, которая обо мне заботилась: перевязывала, поила отварами, натирала бок мазью. У нее, несомненно, были хорошие способности к целительству — после ее перевязок я чувствовал себя намного лучше.

Однажды я спросил:

— Элли, ты столько возишься со мной — кормишь, ухаживаешь… Но это ведь не только потому, что я спас тебя, верно? Ты ко всем эльфам так хорошо относишься?

Элли пожала плечами:

— А почему я должна вас ненавидеть?

— Ну, не знаю, — протянул я, — люди боятся эльфов, полагают, что мы хотим всех убить, чтобы вернуть свои исконные земли.

— Разве не так?

— Нет, — покачал я головой, — мы сражаемся лишь за свой лес. Пойми, он для нас — святыня, всякое вторжение в него мы воспринимаем как оскорбление. А вы, люди, бездумно рубите старые деревья, уничтожаете зверей и птиц…

— Но ведь нам нужно из чего-то строить дома, топить очаги, заготавливать на зиму ягоды и грибы, — возразила Элли, — как же нам без леса? Где мы возьмем дерево и хворост?

— Мы понимаем, — кивнул я, — поэтому и не возражаем, если вы, крестьяне, бережно пользуетесь нашим лесом. Но если вы начинаете вырубать все под корень… Представь, что было бы, если бы мы пришли в вашу деревню и сожгли дома, уничтожили скот. Вам понравилось бы?

— Нет, — покачала головой Элии. — Хотя своего дома у меня никогда не было…

— Да? А почему?

— Отца я никогда не знала, — призналась Элли, — он умер до того, как я родилась. На память от него у меня осталось лишь это, — она показала на свои коралловые бусы. — Отец подарил их моей матери, а она перед смертью отдала мне. Больше от родителей у меня ничего нет…

— От чего умерла твоя мать?

— Она сильно простыла зимой, долго болела, кашляла, а потом скончалась. Мне тогда было пять лет. Мы жили очень бедно, в развалюхе на самой окраине деревни, почти у леса, и у нас не было дров, чтобы развести огонь. Зима в тот год стояла особенно холодная и снежная, я все время мерзла и плакала. Вот мать и пошла в лес, чтобы набрать хворост, зажечь камин и согреться. Но попала в метель, сильно простудилась и заболела… Одежда-то у нее была старая, рваная, совсем не зимняя. Моя мама батрачкой работала, — пояснила Элли, — получала мало, хватало только нам на еду…

Элли немного помолчала, потом продолжила:

— После ее смерти меня взял к себе староста, почтенный Тимуш. Он хороший человек, добрый, хотя и строгий. Не любит, чтобы люди сидели без дела — гоняет всех: и жену и сыновей, и, разумеется, меня. Он относился ко мне очень хорошо, почти как к дочери, ведь своей девочки у него нет, одни парни. Наверное, это хорошо для хозяйства, но он мечтал о девочке…

Элли еще помолчала.

— С тех пор я живу у старосты, помогаю по хозяйству… Слава Богу, сытая и всегда в тепле, да и тело прикрыто, — улыбнулась девушка и провела рукой по своему скромному платью.

— Ты знаешь, что твои бусы — очень редкие и дорогие? — спросил я.

— Да, — кивнула Элли, — мне Тимуш объяснил. Он сказал, что, когда придет время выходить замуж, я смогу их продать и купить хорошее приданое. Ну, платья разные, башмаки, посуду, простыни и одеяла…

Элли покраснела — видимо, мысль о замужестве смущала ее.

— Только кто меня возьмет? — вздохнула девушка, — разве кто-нибудь из бедных парней. Денег-то у меня совсем нет, да и родственников богатых тоже…

Я решил сменить тему:

— Скажи, солдаты по-прежнему бродят вокруг деревни?

— Да, — кивнула Элли, — их, кажется, даже больше стало. Но к нам они больше не заходят — мы же считаемся окраинными крестьянами, небогатыми, особо не поживишься.

— А этих, убитых, не разыскивают?

— Нет, — покачала головой Элли, — сейчас всем не до этого. В стране неспокойно, придворные передрались за трон, каждый мечтает стать королем. Граф с графом ссорится, герцог с герцогом… Вот наш новый правитель, Вальдемар, и тот свои претензии предъявил, хотя куда там! Не ему с другими тягаться — и происхождение не то, и знатность не та, да и подвигов особых за ним не числится. А о казне я вообще молчу — весьма скромной была, пока князя Редрика не убили. Теперь Вальдемар — опекун и воспитатель малолетнего Клауса, сына Редрика, вся княжеская казна — в его распоряжении. Правда, мать Клауса, княгиня Кларисса, говорят, строго следит, чтобы Вальдемар не слишком руку в сундуки с золотом запускал… Так что будь спокоен — к нам солдаты не сунутся. Выздоравливай и возвращайся к своим, в лес.

Голос Элли стал грустным, я взял ее за руку:

— Элли, спасибо тебе за все. Если бы не ты, я бы вообще не выжил. А ты лечишь очень хорошо. Я думаю, что у тебя способности к целительству.

Элли задумчиво посмотрела куда-то вдаль:

— Может быть. Я с детства всем животным помогаю — и коровам, и свиньям, и козам, сразу вижу, где что у них болит. И даже людям, когда занемогут. Травы собираю, сушу, чтобы настои, отвары делать и лечить. Только наш знахарь, мудрый Никос, очень сердится на меня за это — не твое, говорит, это дело — целительство. Этому, мол, специально учат, да и то только тех, у кого хорошие способности обнаружатся. А ты — простая деревенская девчонка, батрачка, какая из тебя целительница или знахарка? Наверное, он прав…