Константин Кузнецов - Путешествие гнева

Высоченная каменная башня, укутанная в плотные заросли плюща, находилась на восточном краю города. Одинокий каменный выступ, торчащий, словно больной зуб, казалось, пошатывался на ветру.

Осторожно приблизившись к обрыву, я посмотрел вниз, и у меня сразу же перехватило дыхание: минимум один фарлонг [14] Мера длины. Равняется двумстам двадцати ярдам. , если не больше. И зависшее на самом краю строение в ответ на мои мысли отозвалось протяжным скрипом, словно уставшая от бесконечного роста мачтовая сосна.

— Эй, чего встал, пошли, — позвал меня рулевой.

Сделав шаг назад, я еще раз взглянул на утопающую в облаках башню, на вершине которой виднелось несколько круглых выступов, и подошел к Пирсу.

— Чего угодно гостям?

Дверь открыл пожилой островитянин. Такой же, как и все: невысокий, широкоплечий, облаченный в свободную рубаху до колен и широкие шаровары. В его черные кудрявые волосы уже закралась седина, а обветренное лицо украшала паутина морщин.

— У нас встреча с капитаном Райдером, — отчеканил рулевой.

— Конечно, проходите, — сложив руки лодочкой, островитянин низко поклонился и любезно пропустил нас внутрь.

Следуя за Пирсом, я ощутил охватившее его напряжение. Сильнее сжав рукоять сабли, он поцеловал висевший на груди медальон, пригнулся, чтобы не удариться о низкий потолок и шагнул в полумрак башни.

Проводник провел нас по темному коридору до винтовой лестницы и, остановившись, вновь низко поклонился:

— Дальше гостей проводит мой помощник. А теперь прошу меня извинить, гости, мне надлежит удалиться. Да благословит вас всевидящий покровитель.

Пирс коротко кивнул, а я успел заметить, как из тени выскользнул невысокий человек в халате до пят.

Повторив привычную для нас процедуру приветствия, он перемолвился парой слов с проводником и подал рукой короткий знак следовать за ним.

— Кабусовы дети, как нашего капитана занесло в такое место? — едва слышно прошептал рулевой.

— А где мы? — только сейчас такой простой вопрос соблаговолил прийти мне в голову.

— Шут его знает, сынок. Но что бы здесь ни творили эти маленькие хорьки, клянусь Икаром, оно мне не по нраву.

Чугунная лестница, напоминавшая хрупкий каркас одного из творений виртуоза Босвела, которое носило название «верховоз», закончилась небольшим коридором, ярко освещенным десятком факелов. Закопченные стены создавали ощущение затхлости, но когда наш новый проводник распахнул двери и пригласил нас в огромный зал, все изменилось. В глаза ударил яркий свет, и я едва устоял на ногах, пытаясь сориентироваться в пространстве.

Не успев прозреть, я услышал сотни всевозможных звуков: крики, клекот, треск и даже стрекотание, напоминающее шум цикад. Щурясь, мне все-таки удалось сделать неуверенный шаг. Протянув руку, я облокотился на некую деревянную преграду и услышал оглушающий крик младенца.

— Милостивый гомункул, куда мы попали! — голос рулевого едва прорвался сквозь невообразимое завывание.

Я схватился за уши и, еще сильнее зажмурив глаза, застыл, надеясь, что эти мучения вскоре закончатся. Так оно и случилось.

Недолгая пауза вернула мне зрение и возможность безболезненно воспринимать окружающий мир.

Открыв глаза, мне удалось различить сначала проводника, а затем и ошарашенного Пирса, не выпускавшего из рук обнаженную саблю.

— Успокойтесь, гости. Здесь нет ничего страшного. Просто наши воспитанники немного волнуются, когда к нам приходят посторонние, — отвесив очередной поклон, пояснил островитянин.

И только после его слов я наконец заметил многочисленные стеллажи деревянных клеток, на одну из которых я, видимо, и имел неосторожность опереться. Но самым удивительным было не это. Из-за деревянных стен, имевших множество крохотных отверстий, на нас с интересом взирали тысячи глаз.

Птицы. Именно, к этому виду я бы отнес тех существ, что томились внутри клеток. Имеющие окрас от ярко-розового до темно-фиолетового, они обладали огромным тонким клювом, похожим на долото, и, как я успел убедиться, невероятно пронзительным голосом.

— Что за чудо! — Пирс убрал оружие в ножны.

— Самые лучшие почтари на всем просторе Небесных океанов, — улыбнувшись, промурлыкал проводник.

— Как их называют?

— Латосас, — охотно ответил островитянин. — Они живут высоко в горах и, чтобы отловить одного из них, охотники порой тратят целую луну.

— Луну? — не понял я.

— Лунный цикл, — буркнул рулевой.

— Все верно, — согласился проводник. — Мы считаем их добрыми вестниками покровителя, поэтому позволяем им совершить всего один полет, а потом отпускаем. Иначе можно разозлить Калуку. А разозлить Калуку означает смерть.

— Неужели эти птахи такие умные, что сами находят адресата? — поразился рулевой.

— Вестники покровителя не могут быть глупыми, — осторожно ответил проводник и с опаской посмотрел по сторонам, словно нас могли подслушивать. — Но для того, чтобы выполнить поручение, все-таки необходимы определенные навыки.

— И как же вы им втолковываете, куда надобно отправить послание? — не унимался Пирс.

— Именно втолковываем, — на лице проводника застыла загадочная улыбка.

— То есть?

— Мы с ними говорим. Я же вам объясняю — они очень умные птицы.

— И они понимают?

Островитянин выдержал паузу, его улыбка поменялась на сдержанную, и он произнес:

— Следуйте за мной, господа, и вы сами все увидите.

Следующий зал был чуть меньше предыдущего и походил на ученический класс, завешенный всевозможными картами, черными досками и массивными полками с книгами, и только вместо привычных парт вдоль стен тянулись жердочки. Вся комната разделялась на ровные участки. Мой бывший учитель Босвел назвал бы их квадратурином.

Проводник повернулся к нам лицом и, приставив указательный палец ко рту, попросил вести себя тише. В комнате шел урок.

Почти на цыпочках мы приблизились к одному из учителей: тощий кривоносый островитянин, приспустив очки на самый кончик переносицы, громко размахивал руками и что-то курлыкал, будто настоящая птица. Я обратил внимание на сложную схему, нарисованную на доске. Мел кое-где стерся, из-за чего общая картина походила на неразборчивую мазню разбаловавшихся школяров.

Учитель продолжил свои странные манипуляции и, судя по его надрывному голосу и отчаянным взмахам, он почти выбивался из сил. В отличие от него, птицы, сидевшие на своих ученических местах, вели себя довольно смирно. Вылупившись на островитянина, они лишь изредка издавали довольное кряканье, видимо подтверждая тем самым, что прекрасно понимают, о чем идет речь.

— Как продвигаются дела, мастер Лопло-Вега? — поинтересовался проводник.