Марина Дяченко - Утопия

— Вообще любое усилие? — спросил Ким.

— Да, — Быстов снова налил себе и гостю. — Можно на тебя еще продукт переводить? Или тебе Пандем в желудке все в воду превратит, начиная с третьей?

— Не превратит, — сказал Ким. — Он ничего не превращает в воду, у него другие механизмы… Понеслась?

И они выпили.

— Зачем корячиться, если есть Пандем? — устало спросил Быстов.

— То есть зачем надрываться на жатве, если синтезатор делает хлеб из простеньких реактивов за пять минут?

Быстов покачал головой; сверкнула круглая лысина в густых седеющих патлах:

— Не-ет… В эту детскую ловушку меня не лови. Раньше, мол, люди на лошадях пахали, но разве комбайн обесценил их труд… Оптимальный путь, высвобождение энергии для других целей и все такое — это правильно, Ким. Я совсем другое усилие имею в виду…

Он встал. Прошелся взад-вперед по комнате. Щелкнул пальцами — на стене напротив окон засветился большой, от пола до потолка, монитор.

— «Дюйм», — пробормотал Быстов себе под нос. — Двадцать шестая.

На экране возник вдруг — и продолжился с середины — старый-престарый фильм. Не только не объемный, но даже и черно-белый. Отреставрированный, но все равно блеклый в сравнении с последними реал-композициями.

— Звук! — сказал Быстов, и звук пропал.

— Усилие, — сказал Быстов. — Через «не могу»… Как в армии. Как на той же жатве. Как сегодня Димка… Зачем человеку быть выше себя, жертвовать собой, наконец, если Пандем и так всем поможет?

— У человека, — сказал Ким, — есть много других возможностей «быть выше себя». Человек может учиться. Человек может совершенствоваться. Заниматься спортом, в конце концов…

«Лететь в космос», — хотел он добавить, но не добавил. Некстати вспомнил о Витальке.

— Игрушки, — Быстов невесело усмехнулся. — Детский мир. Делай что угодно, но знай, что Пандем все равно тебе поможет… Он же тебя любит. Он тебя вытащит у черта из пасти, если ты туда из любопытства полезешь. Что, мамка не поможет дитятку, если с дитятком беда? А сколько лет дитятку — значения не имеет. Когда я служил, у нас одному парню мамаша клубнику в сахаре таскала, передавала какие-то пирожки, мармеладки…

— Пусть лучше дитятко свалится в пропасть и сдохнет на дне?

— Сам, — Быстов ударил кулаком по столешнице, и оба монитора подскочили. — Не сваливайся в пропасть, лапушка. Думай сам… Нет, игрушки все это, «Пандемовы страсти». Красная зона та же… Игрушки да лицемерие: я крутая, я боксерша… я эгоистка… я анархистка… а как беда, так Пандем поможет. Он всегда помогает. Он добрый.

— Дочь? — подумав, спросил Ким.

— Она, — пробормотал Быстов, с ненавистью глядя на пустую рюмку. — А ты… Ты вроде мужик. Я уж подумал было, что ты тоже отказник… Ни один пандемный так бы не…

И замолчал.

— А то, как ты живешь, — не игрушки? — спросил Ким. — Поля эти… пшеница… Огороды… Коровы ходят, понимаешь… Синтезаторами вы не пользуетесь, а сетью — да?

— Сеть люди раньше придумали, — сказал Быстов. — До Пандема.

— Так и синтезаторы собрали тоже люди… с подачи Пандема… А если бы и марсиане подбросили — что, не пользоваться? Брезговать? Пусть народ с голоду мрет?

— У меня никто не мрет, — сказал Быстов. — Звук!

И, повернувшись к Киму спиной, стал смотреть фильм.

Минуты через две Ким узнал ленту. Это был «Последний дюйм» из его детства.

Динамика плотности населения в Тихом океане, оперная постановка с участием сразу двенадцати звезд, климатический купол на Северной платформе…

На пороге комнаты стоял Мишка. Лера отвернулась от экрана:

— Да, котенок?

— Я еще не ужинал. Ма, вообще-то я тебя ждал…

— Так что же ты молчишь? Я тоже еще не ужинала, давай…

Ее сын был чем-то подавлен. Лерка определила это если не с первого взгляда, то со второго — точно.

Себе она взяла коктейль с алкоголем, Мишке — с фруктами и овощами. Сын не был гурманом и никогда не тратил время на выбор пищи — тыкал пальцем в дежурное блюдо и равнодушно ел, что дают. Ему казалось, что он слишком толстый; вроде бы он даже говорил об этом Пандему. И вроде бы Пандем ему сказал, что у Мишки оптимальный для его сложения вес, а если он хочет перемен, то пусть поактивнее будет в спортзале…

— Как дела в школе? — спросила Лерка как ни в чем не бывало.

Сын вздохнул:

— Открыли новую специализацию. Медицина.

Лера на минуту перестала жевать:

— Какую-какую?

— Медицина… Я решил не записываться. Как-то мне не нравится.

— Ты ничего не путаешь? — тихо спросила Лера.

Сын помотал головой.

— Еще что? — спросила она рассеянно.

— Ничего.

— Ты уверен? Что-то ты какой-то кислый…

— Да так, — Мишка поежился. — Я вот сегодня подумал…

И замолчал.

— Что? Что ты подумал?

— Я ведь не пройду экзамена на взрослость, — сказал Мишка еле слышно. — У нас там рассказывали… У одного парня брат… Так я ведь такого не сделаю, что ему Пандем загадал. До старости буду тест сдавать — а не сдам…

— Ерунда, — сказала Лера, подумав. — Пандем прекрасно знает, что кому загадывать.

— Вот именно, — сказал Мишка и ниже опустил голову. — Он дает на преодоление, это все знают. Если боишься змей, например… ну, неприятны они тебе… то змееловом работать.

— Тебе до экзамена еще расти и расти, — напомнила Лера.

— …А если ты, ну, стесняешься или боишься — так в красный слой… Подраться там с кем-нибудь… А если бегать не любишь — так в спортлагерь на полгода.

— И это все, что тебя огорчает?

Мишка оторвал глаза от тарелки. Глаза были нехорошие — больные какие-то глаза.

— Мишуль…

— Да не надо, мама… Пандем говорит — учись преодолевать. А я не хочу. Лучше не надо мне экзамена на взрослость вообще. Дома буду сидеть, по сети учиться, по сети работать… Ты не против?

— Я с ним поговорю, — сказала Лера.

— Не надо, — Мишка страдальчески скривился. — Он и так меня достанет за то, что рассказал тебе…

— Никто тебя не достанет, — сказала Лера жестко. — Допивай коктейль, я сейчас вернусь…

Уже на пороге ей подумалось, что не стоило срываться, не закончив ужина. Вышло скомканно и нервно, куда она поспешила, она ведь взрослый человек… Хоть экзамена на взрослость в ее время никто не должен был проходить…

Она плотно закрыла за собой дверь беседки. Задвинула задвижку; ее беседка была похожа на жилую комнату: с диваном и ванной, со столом, автокафе, «игралкой» и множеством живых цветов, растущих прямо из ковролина.

— Пан?

«Да, Лера?»

Она выдохнула застрявший в груди воздух. На секунду сделалось легко-легко, будто под наркозом.

«Ну что ты как маленькая, право слово…»

— Зачем им медицина?

«Что, это запретное знание? Естественно для малышей — интересоваться устройством собственного тела».