В. Шлифовальщик - ЛОЖКА ДЕГТЯ

- Помнишь, я тебе говорил о секретах раскрутки? – напомнил я поэту, видя его колебание.

Тот покивал, хотя было видно, что он уже забыл.

- Ваше собрание как-то освещается в новостях? – спросил я Анта. - Ну, в смысле, как широкая публика узнаёт, что вы там читаете, творите? Или у вас закрытое собрание?

- Визун ведь есть… - неуверенно произнёс поэт. – Там новости публикуются, можно переместиться и посмотреть…

Точно, у визуна есть своеобразная «новостная лента», рекомендующая самые интересные события, куда можно переместиться.

- Прекрасно! Вот через визун мы тебя и раскрутим! Нужно, чтобы о тебе заговорили. А для этого просто необходим скандал. Сегодня ты его и устроишь.

- Скандал?

Поэту страшно не хотелось устраивать дебош. Этому трусишке, жаждущему славы, страшно не хотелось оказаться в центре скандала. Неужели он взаправду думал прийти к славе с помощью своих виршей? Придётся научить его кое-каким земным технологиям раскрутки, о которых тут видно и не подозревают.

- По-другому, родной, никак не получится, - заверил я его. – Тебе нужна слава? Я тебе её обеспечу. О тебе с сегодняшнего дня заговорят.

- А какой скандал? – спросил, бледнея, поэт.

- Не волнуйся, простенький скандальчик. Можно было, конечно, заставить тебя набить морду какому-нибудь коллеге-поэту. Но это банально. Вы там, в сквере стихи вслух читаете?

- Конечно, - улыбнулся Ант, заметно радуясь, что ему не придётся никому бить морду.

- Так вот, для скандала ты прочтёшь примерно такое.

Я принял псевдопоэтическую позу и с выражением прочёл:

Поэт некоторое время обалдело смотрел на меня.

- Что это? – спросил он, выйдя из ступора.

- Стихи.

- Разве это стихи?!

- Конечно. Даже рифма есть. И ты их прочтёшь публично.

- Ведь ничего не понятно! – возмутился Ант. – На каком это языке?

- На твоём родном. В этом вся и соль, чтобы стихи были странными, - пояснил я непонятливому поэту. – Объясни всем, что в них есть сокровенный смысл, понятный только избранным. Тех, кто будет хаять твои стихи, объяви тупыми и недалёкими животными, не разбирающимися в истинной поэзии.

- Так ведь все обхают!

Я глянул на него снисходительно:

- Эх, Фил! Я тебе гарантирую, что не все. Творческие люди вроде тебя страшно боятся показаться некомпетентными, не разбирающимися в истинной поэзии, за которую ты выдашь эти «стихи».

В Сквере Творчества, когда мы туда перепухнули, уже собралось десятка три поэтов. Они читали стихи о покорении вершин, изобретении новой онтроники и силе человеческого духа.

- Привет, Ант! – дружелюбно поздоровалась знакомая рыжая девушка, за которой неотрывно следовал молодой атлет. – Написал что-нибудь? Давай, почитай, просим!

- Просим, просим! – зашумела толпа поэтов. Ант тут, видимо, выступал в роли мальчика для битья, судя по снисходительным улыбкам поэтов.

Перед Антом расступились, и он взобрался на возвышение в центре сквера. Тряхнув длинными волосами, он с поэтическим подвывом вдохновенно прочёл ту галиматью про «валалум», которой я научил его час назад. Слова он, разумеется, переврал, но эффект был достигнут.

Толпа поэтов от неожиданности замерла. Кто-то неуверенно хихикнул, но тут же замолк. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я громко зааплодировал, продрался сквозь толпу, вскарабкался на возвышение и порывисто пожал руку поэту.

- Дорогие друзья! – пафосно обратился я к толпе. – Нам с вами довелось жить в счастливую эпоху! Эпоху рождения нового направления в поэзии! Мы стали свидетелями зарождения сумбуризма!

- Но ведь это чушь! – выкрикнула из толпы рыженькая. – Это не стихи!

В поисках поддержки она оглянулась на атлета, и тот расправил плечи. Я снисходительно глянул на парочку и обратился к девушке:

- Девушка! Вы хотите быть преградой настоящему искусству? Откуда вы знаете, какой должна быть настоящая поэзия? Вы ведь свободные личности, - обратился я к толпе, – а для полёта творческой мысли не должно быть ограничений, правил и преград. Сколько известно случаев в истории, когда творцы, не понятые толпой, умирали в неизвестности. И лишь через сотни лет потомки понимали, что загубленные таланты творили шедевры!

- Причём тут шедевры! – не сдавалась рыжая. – Это же набор звуков, а не шедевр!

Но куда этой коммуноидной девахе тягаться с дилапером, у которого по демагогии были круглые пятёрки!

- Да, действительно, кому-то так может показаться. Обезьяне вообще любые стихи покажутся набором звуков, - сказал я под неуверенные смешки, - но это не значит, что стихи плохие. Дело в обезьяне.

Я заметил, что атлету не понравилось сравнение девушки с обезьяной. Он потемнел лицом и сделал шаг по направлению ко мне. Я поспешно добавил:

- Про обезьяну я, разумеется, образно.

В ожидании поддержки я обвёл глазами поэтов и возвысил голос:

- Но ведь мы – не обезьяны. Мы должны смотреть в будущее. Сумбуризм – это наиболее естественное направление, ибо сам космос возник из хаоса, сумбура. Так и в стихах Анта, в сумбурных звуках на первый взгляд, я ощутил дыхание грядущего. Я увидел картины покорения Вселенной, росистые зори, цветущие луга и журчащую речку, текущую среди густых трав.

На мужественном лице атлета я прочёл сомнение:

- Правда, Леда, что-то в этом есть… - пробормотал он, обращаясь к рыжей. - Вроде как речка…

- Да что ты понимаешь, Лим! – рассердилась девушка, почему-то не услышав в «валалуме» росистых зорь. – Какая речка?! Набор звуков нам пытаются преподнести как новое направление в поэзии!

Но к моему великому удовлетворению на лицах некоторых поэтов я прочёл сомнение. Они усиленно искали смысл в прочтённой ахинее. Мощная штука – синдром поиска глубинного смысла. Свойственный интеллигенции, он заставляет искать потаённый смысл в любой абракадабре.

Закончив выступление, я спустился с возвышения и перевёл дух. Ко мне немедленно подскочил моложавый человек с такими хитрыми глазами, что я вторично обрадовался. Типаж прощелыги, как и диссидента-неудачника, для дилапера – тоже находка.

- Я – Герт, - преставился он. – Визунист. Очень сегодня интересная новость получится!

Он от радости потёр ладошками. Мне стало ясно, что визунист – это вроде нашего журналиста, формирующего новостную ленту в визуне.

- Заголовок нужен броский, - посоветовал я. – Что-то вроде «Скандал в Сквере Творчества» или «Непонятый гений наносит удар».

- Замечательно! Я подумаю, забредыш, - пообещал Герт, вдохновившись. Удивительно, как тут с первого взгляда определяют, что я – из другого мира.

К нам подошёл раскрасневшийся поэт, и визунист обратился к нему: