Анна Леонидова - Прежде чем сдохнуть

И все пошло как по нотам. Все‑таки Андрей был младше меня на шесть лет, и ему не хватало жизненного опыта, чтобы играть со мною на равных. Я довольно ловко развела товарища Суворова на то, чтобы он бросился доказывать мне, что и я лично – тоже замаскированная выдающаяся грешница, как и героини его пьесы и как нынешние женщины вообще. А когда он так и не смог обнаружить за мной никаких грехов, но большие таланты к ним, тут же озаботился тем, чтобы восполнить недостачу.

Ну, это я очень грубо пересказываю наш многочасовой словесный спарринг и витиеватый ритуальный танец. Мы весело, колко и фривольно пикировались, интервью получилось замечательное и очень живое. Если бы мой муж интересовался мной, он бы уже тогда должен был насторожиться. Через неделю я приехала к Андрею после спектакля вручить журналы.

Я поднялась к нему в кабинет, устроилась по левую руку от него, мы начали листать журналы при тусклом свете настольной лампочки. Я интимно наклонялась к нему, чтобы ткнуть пальчиком в избранные места и деланно–близоруко щурилась, чтобы наклоняться еще ближе к его пальцам. Они пахли трубкой – он был позер и курил табак. Все шло так, как я себе это и представляла.

Он дочитал свое интервью, рассмотрел фотки и откинулся на спинку кресла. Я повторила его движения и выбросила в его сторону правую руку, ладошкой вверх.

— Я молодец? – с вызовом спросила я и бросила на него провокационный косой взгляд.

Ему ничего не оставалось, как ударить меня по ладони своей ладонью левой руки.

— ЗачЁт! – сказал он и рассмеялся.

Я поймала его руку и легким ударом пальцев подбросила вверх. Он в ответ еще раз ударил меня по ладони. Завязалась детская борьба: он давил на мою руку своей сухой ладошкой с длинными пальцами, пытаясь прогнуть ее. Я сопротивлялась. Я вкладывала все свои усилия в это сопротивление.

— Так не честно! – запротестовала я, отбрасывая волосы с лица.

— Вниз толкать легче, чем удерживать положение! К тому же ты мужчина и сильнее просто исходя из биологии. Давай наоборот!

Теперь уже он перевернул свою левую руку ладонью вверх, и я навалилась на нее всем своим 55–килограммовым весом, даже начала упираться в него двумя руками и слегка привстала. Но он держался, а рука его не провисала и не падала под всей моей тяжестью. Напряжение с обеих сторон было таким, что ни у него, ни у меня не оставалось свободной мощности, чтобы проронить хоть слово. Мы пихали друг друга ладонями и сопели. Наконец силы покинули меня, я в изнеможении упала на спинку сиденья и обмякла:

— Уфф! Сдаюсь, – только и смогла выдохнуть я.

Дышала я сбивчиво и тяжело.

Он также откинулся на спинку своего сиденья, и грудь его ходила ходуном. Я повернула к нему лицо. Мы встретились глазами.

Он резко перегнулся и поцеловал меня туда, куда меня не целовали очень давно – чуть ниже уха.

Я не знаю, как я вела машину. Та осень была в Москве очень туманной и влажно–теплой. Я с трудом разбирала дорогу в этом тумане и в этой утробной темноте. Сотый раз клялась себе, что буду пить специальные капли против куриной слепоты, и понимала, что не стану их принимать. Мне нравился город в этих дурманящих сумрачных парах десятков скрытых под слоями асфальта подземных рек.

Уже через два часа мы точно так же откинулись на подушки гостиничной кровати, как до этого – на спинки кресел после борьбы на руках. И так же неровно дышали. Все случилось. Впервые я изменила мужу.

— Знаешь, ты прав. Все‑таки в нашем мире каждая женщина, если хорошенько покопаться, – преступна, — произнесла я первую фразу после того, как мы вихрем ворвались в эту гостиницу на окраине Москвы.

— Да? – встрепенулся он. – И какое же преступление за тобой?

— Преступление против себя самой. Я живу с человеком, с которым мы давно перестали смотреть друг другу в глаза.

И я с вызовом уставилась Андрюшке прямо в расширенные зрачки. Он не смутился и не отвел взгляда. Мне это понравилось.

Я не думала, что все зайдет так далеко. Я планировала всего-навсего завести любовника и посмотреть, что из этого выйдет.

Мне было интересно, как я изменюсь, имея «душевную форточку». Изменения оказались глобальнее, чем я ожидала. Мне снесло башню. Уже через месяц я могла думать только о нем, если вообще была в состоянии думать. По большей части я тупо улыбалась и не понимала простейших вопросов, обращенных ко мне. Я давала мужу вилку к супу и ставила в своих текстах для журнала столько восклицательных знаков, что корректоры сделали мне коллективное замечание. Меня накрыло…

Мы гуляли по улицам, взявшись за руки, как студенты. И у меня даже не хватало бдительности, чтобы вглядываться в лица прохожих, опасаясь встретить кого‑нибудь из знакомых.

А я понимала, что Москва – достаточно маленькая деревня, и здесь очень велика вероятность случайных встреч с «друзьями семьи», особенно если ты гуляешь по Бульварному кольцу. Но я была так переполнена эмоциями, что тревоге просто не находилось места в моей душе.

Мы ходили в кино на все фильмы подряд и садились на дальний ряд. Как только кончалась заставка производящей студии, он склонялся надо мной лицом, и я впивалась губами в его кожу между бородой и ухом. Наверное, мы мешали другим смотреть фильм, но они не могли помешать нам.

Мне кажется, что в этот период мы совсем перестали видеться с мужем. Когда я возвращалась со своих «ночных заданий» и «вечерних интервью», он уже, как правило, спал. Как‑то вдруг обнаружилось, что Петька достаточно самостоятельный мальчик, чтобы одному приходить из школы и в одиночку справляться с домашними заданиями. К тому же телефонные консультации бабушки по всем вопросам никто не отменял: под ее чутким руководством ребенок даже научился варить супы на всю семью.

Я все настойчивее ощущала потребность покончить разом со всем старым, выскользнуть из своей прежней жизни целиком, как змея из отжившей шкурки, и окунуться в новую, прекрасную и наполненную радостью. Меня так и подмывало объявить мужу, что он проворонил такую чудесную, фееричную, сексапильную, талантливую и веселую бабу, как я. И что я ухожу к другому. И меня даже не смущало, что тот «другой» не сделал мне пока что никакого конкретного предложения, не обозначил перспектив в отношении своей руки и сердца. Наша связь с Дюшей (я уже дала ему интимное имя) казалась мне такой канатной, что я не сомневалась: стоит мне намекнуть – и венчальные кольца от «Тиффани» и медовый месяц на Мальдивах с одним из успешнейших режиссеров современности мне обеспечены.

Образ мужа с каждым днем становился все тусклее и тоскливее на моей «эмоциональной карте». А наш брак с Сашкой все в большей степени казался «перевалочным пунктом» и «подготовительным этапом» на пути к истинному счастью и блаженству гармонии. Муж, похоже, тоже чувствовал, что происходят какие‑то тектонические сдвиги. Но не дергался и не пытался уличить меня в измене, копаясь в моей электронной почте или смс–ках. Я тоже очковала порвать связь, которая длилась 17 лет. Похоже, и ему было страшно рушить то, что так долго и тщательно строилось…