Дэн Уеллс - Фрагменты

— Он не на чьей-то стороне, — сказал Сэмм. — Он — темная лошадка.

— Темная лошадка, без которой мы не можем, — сказала Херон. — Мы согласились на это вчера, мы сделаем это сегодня. Он не вооружен; просто не позволяйте ему закладывать куда-то бомбы, и мы будем в полной безопасности.

Сэмм ответил ей яростным взглядом, но не стал возражать. Вдвоем с Кирой он начал поднимать снаряжение на лошадей.

— Нам нужно будет установить еще один ретранслятор в Аппалачах, — сказал Афа, осторожно помещая радио в собственную седельную сумку. — Там нет ничего, что поддерживало бы надежный сигнал через горы.

— Его вы тоже начините минами? — спросил Сэмм.

— Как вы узнали, что я взял с собой взрывчатку? — спросил мужчина, нахмурив лоб. — Кира сказала, что мне нельзя ее брать...

— Нельзя, — сказал Сэмм и стал яростно обыскивать кучу поклажи. Наконец он извлек из сумки с едой упаковку С4. Он помахал ею перед Херон. — Видишь? Вот с чем мы связываемся.

— Тогда проверь остальное и убедись, что нашел все, — ответила Херон, беря упаковку в руки и сбрасывая ее с моста. Группа находилась над городом, не над водой, но взрывчатка беззвучно пролетела по воздуху и упала на асфальт внизу.

Сэмм обыскал все, что Кира и Афа принесли с собой, не забыв и о рюкзаке Афы. Когда он был удовлетворен, все взобрались на лошадей и поехали по мосту на запад — в строну диких земель континента туда, где раньше был Нью-Джерси. Кира оглянулась на коробки с дополнительными документами, брошенные в одиночестве у края дороги — Коробки со старыми электронными письмами ПараДжен, — сказала она. — Они окажутся большой неожиданностью для тех, кто их найдет.

— Если их кто-то найдет, — сказала Херон, — то едва ли можно будет сказать, что мы ускользнули отсюда незамеченными.

Кира много лет ездила на лошадях, по большей части во время рейдов по сбору имущества в пределах и за пределами Ист-Мидоу, поэтому первые дни пути оказались для нее легкими. Херон и Сэмм также показали себя отличными наездниками. Но вот про Афу сказать того же было нельзя, что, правда, никого не удивило, поэтому сначала группа продвигалась медленно. Кроме того, по мере пути мужчина заводил странные, несвязные разговоры то о котах, то о подпрограммах сетевых брандмауэров. Кира слушала невнимательно, игнорируя большую часть этой болтовни: за последние три недели она поняла, что единственное, чего хотел Афа, — это выражать свои мысли вслух. Он провел слишком много времени в одиночестве, чтобы ожидать ответов, и Кира начала подозревать, что, если бы рядом с ним никого не было, он бы точно так же говорил сам с собой.

Сэмм и Херон всматривались в линию горизонта, наблюдали за дорогой впереди и зданиями по бокам, изучая окрестность на предмет любых признаков засады. Здесь ее едва ли можно было ожидать — исходя из того, что они знали, в этом районе города никто не жил, как и на остальной части континента, — но предосторожности были предпочтительнее сожалений. Дорога, лениво минуя частые пригороды Нью-Джерси, изогнулась к северу, затем к югу, затем снова к северу.

Когда опустилась ночь, путников все еще окружал городской пейзаж из офисных зданий, магазинов и многоквартирных домов, что возвышались со всех сторон.

Ночь группа провела в магазине автомобильных запчастей, привязав лошадей к высоким стойкам резиновых шин. Херон взяла на себя первое дежурство, но Кира не могла не заметить, что Партиалка наблюдала за ней и Афой с той же внимательностью, что и за окрестностями.

Посреди ночи Кира проснулась. Сначала она не осознавала, где находится, то затем ее глаза привыкли к темноте, и она вспомнила, как оказалась здесь и увидела, что сейчас, сидя на письменном столе в углу комнаты, вахту нес Сэмм. Кира приподнялась и обняла свои колени, защищаясь от холода.

— Привет, — прошептала она.

— Привет, — ответил Сэмм.

Кира сидя повернулась к нему, не зная, что или как сказать.

— Спасибо, что вернулся.

— Ты просила меня.

— Я имею в виду то, что ты вернулся и нашел меня. Вообще. Ты не обязан был.

— Ты и об этом меня просила, — сказал Сэмм. — Мы договорились, что разузнаем все возможное, а затем снова встретимся и сличим наблюдения.

— Верно, — сказала Кира, отодвигаясь к стене и прислоняясь к ней. — Итак. Что же тебе известно?

— То, что мы умираем.

Кира кивнула.

— «Срок годности».

— Это так называют, — ответил Сэмм, — но правильно ли ты понимаешь, что это означает?

— Партиалы умирают в возрасте двадцати лет.

— Первая партия Партиалов появилась во время Изоляционной войны двадцать один год назад, — сказал Сэмм. — Их создали за год до нее. Все наши лидеры, все ветераны фронта уже мертвы. Для нас они были почти тем же самым, что и для вас — предки. — Он снова помедлил. — Я был в последней созданной группе, через несколько месяцев мне исполнится девятнадцать.

Херон уже исполнилось. Знаешь, сколько нас осталось?

— Мы всегда говорили о «миллионе Партиалов», — сказала Кира. — «На противоположном берегу пролива живет миллион Партиалов». Как я понимаю, это больше не так, верно?

— Мы потеряли больше половины.

Почувствовав внезапный холод, Кира подтянула колени поближе к груди. Комната показалась ей маленькой и ненадежной, будто дом из прутьев, готовый обрушиться при первом порыве ветра.

«Погибло пятьсот тысяч, — подумала Кира. — Более пятисот тысяч». Одно лишь это число, которое почти в двадцать раз превосходило людскую численность, пугало ее. Следующая мысль пришла незваной: «Совсем скоро мы сравняемся».

Она тут же почувствовала вину за то, что думает так. Она не хотела, чтобы еще кто-то умирал — человек или Партиал. Не хотела, чтобы эти две расы «сравнялись» по численности.

Раньше, до того как она начала понимать Партиалов, она злилась на них, но с тех пор преодолела себя. Разве нет? Ведь она была одной из них. Кире пришла в голову мысль о том, что, возможно, и ей самой придется испытать на себе «срок годности», но мгновением позже она осознала, что настолько отличается от остальных Партиалов, что ее время может быть неограниченным. Первая мысль испугала ее, вторая принесла с собой глубокую, пустую грусть. Последняя из Партиалов.

Последняя из людей.

На чьей я стороне?

Она посмотрела на Сэмма: он сидел, прислонившись спиной к стене, свесив ногу со стола, его оружие покоилось рядом с ним. Он был защитником, охранником, он присматривал за всеми, пока они были беспомощны, и если бы кто-нибудь собрался их атаковать, то не только Сэмм заметил бы нападающих первым, но и враги первым увидели бы именно его. Он подвергал себя опасности, защищая едва знакомую девчонку и человека, который ему не нравился и которому он не доверял ни на йоту. Он был Партиалом, но также и другом.