Николай Воронов - Сам

Болт Бух Грей прислонился к топазу. Его огорчало поведение Курнопая и Кивушки, но тем не менее он торжествовал: идея, сформулированная им накануне переворота — «Людей необходимо сверхискуснейшим образом закручивать, дабы они никоим способом не развинтились», — давала результаты: и выдающиеся натуры, срывая резьбу, совсем не раскручиваются. Использование идеи, выловленной в поведенческом потоке человеческой психологии его еще юношеским умом, смягчило главсержа. Он окликнул главную жрицу, отменил разрешение на потеху с Курнопаем. В качестве компенсации за ущерб и побои предложил оплатить контракт, ежели ей и сожрицам захочется уехать.

Киве Аве Чел порекомендовал рассмотреть застылую битву осьминогов с муренами. Тогда она прекратит огрублять свою чуткую организацию чужеродными девушке переживаниями. Пределы ее чувств, исходя из фактора целесообразности, должны быть замкнуты мечтами о религиозных страстях, настройкой души и тела на ласку.

Кива Ава Чел, лежа вниз лицом, слушала верховного жреца, но согласия не выражала. Он опять смягчился. Отдал распоряжение не казнить Курнопая до религиозно-военного суда. Ежели судебное разбирательство выявит причины, смягчающие участь головореза номер один, его не казнят, но от посвящения Кивы Авы Чел он будет отстранен. За Курнопая произведет посвящение потомок САМОГО, отходчивый правитель Болт Бух Грей.

Жрицы рысили за убегающим от них Курнопаем. Не прекращался бег его дум. Зачем жить? Ради самого существования? Это, должно быть, прекрасно! Все в природе живет ради самого существования, цели которого никто не определял. Их вкрадчиво сложила эволюция. О, постой, постой. Куда ты девал Бога и САМОГО? САМ, хотя бы по тому, о чем говорил его голос, наверняка богочеловек. Но почему-то хочется мыслить, опуская бога и САМОГО, словно их нет? Неужели он, воспитанный на зависимости, пытается освободиться от зависимости? Скорее, это желание освободиться от априорной зависимости. Ты не видел ни Бога, ни САМОГО, однако с момента рождения в полной зависимости от их заветов. Впрочем, тебя взвинтили всевершащая воля Болт Бух Грея и раздражение против режима младших военных чинов, изловчившихся заслонить свое диктаторство учением и установлениями САМОГО.

Попытка Кивы Авы Чел проложить вторую диагональ на спине главной жрицы прервала размышление Курнопая. Как ни пыталась девчонка вытянуть ее с тыла, жрица успевала крутиться и подставлять руки.

Редкий день в училище проходил без поединка. Исправляя на турнирах должность арбитра, которая предполагала справедливую бесстрастность, Курнопай обычно, хотя и таясь, болел за кого-то из бойцов. Со скорбью он отметил, что не болеет за Киву Аву Чел. А ведь должен был болеть: она мстила датчанке за него. Пожалуй, исчерпал он навсегда запас турнирного азарта? Да и вообще в его сердце завелся недуг, обнаруживающий себя то безразличием, то оголтелым несогласием, а иногда и сомнением в бессомненных сущностях, будто до него среди самийцев и человечества не попадались пытливые люди. А может, и нет в том необходимости? Вполне вероятно, что несуразное, с твоей точки зрения, мнимо. А не мнимо то, что проходит путем обязательного развития, которое, рано ли, поздно, обретает состояние гармонии. Ведь эволюция — неизбежное движение к гармонии. До изумительности гармонична наша галактика! Следовательно? Нет… Следовательно, бюрократическое и технотронное подправление саморазвития природы человека или резкое вмешательство в это саморазвитие есть бешеное разрушение гармонии, осуществляющей себя универсальными средствами эволюции.

Курнопай воспринял отказ жрицам в сексутехе как генетическое проявление эволюции в поступке разрушительствующего Болт Бух Грея и причислил справедливость к основе мира, осуществляющей саморегуляцию гармонии, потом подумал, что человек — единственный враг эволюции, поэтому подлежит искоренению. Минутой позже он пожалел блондинок и, пытаясь усовеститься за непоследовательность, сделал вывод, что пагуба похоти, в которую вверглось человечество, набрала такую мощь, что перед нею отступает нравственность — творение природной эволюции, ну и духовность — создание эволюции личности и обществ.

Он приостановился, и жрицы приостановились. Массируя рубцы, проклинали Киву за отсталость. Как можно в век прогресса и всеобщей грамотности не уступить мужчину на временное пользование? И вовсе непростительна ее ревность: пережиток каких-нибудь пещерных дикарей и полное отставание от моды. Пережиток еще можно понять, но отставание от моды не укладывается даже в ложе Прокруста.

Для Курнопая мода была чем-то вроде повальной болезни. Иной раз он подозревал, что моды возбуждаются тайными вирусами, выводимыми биохимиками по заказу мафии промышленников и связанных с ними предержащих лиц.

Училище, несмотря на приказ главсержа, морочила мода на нейлоновые куртки оранжевого цвета. Статическое электричество накапливалось в нейлоне и приводило к взрывам термитных жидкостей. Как ни изуверствовали командпреподаватели и головорезы, долго ничего не могли добиться. И вопреки расстрелам крепла мода на нейлоновые куртки. Главсерж отменил приказ о расстрелах, когда перед началом национальных маневров с участием всех родов войск попался в нейлоновой куртке сам Курнопай.

Готовый к надругательству и смерти, Курнопай, заслышав толки о моде, улизнул от жриц за какой-то монумент, опасаясь заражения вирусом сексмоды.

Монумент тем не менее заинтересовал Курнопая. Могучим носорогом подмяты всадник и мустанг. Из-за бороденки, худобы, долговязости всадника он воспринял его как Дон Кихота, но пригляделся и посетовал на свою торопливость: на всаднике брюки-дудочки, черный фрак и цилиндр. Всадник сползал с седла на круп мустанга и здесь был прижулькнут носорогом. Мустанга еле держали полусогнутые задние ноги, глаза выпучило, в оскале страх гибельного надрыва. Невольно коробило от хвастливого намерения скульптора: якобы носорог закладывал разом и всадника и коня. Рядом носорог закладывал льва, чуть подальше — слона, еще дальше — медведя, за ними громадилось бронзовое изображение, где ярый носорог закладывал земной шар.

Из-под медвежьего брюха вынырнула датчанка. Полюбопытствовала, нравится ли Курнопаю монументальная символика. Ее вопрос разрывала язвительность. Курнопай не ответил. Он презирал тех, кто, будучи постыдными, осуждают постыдство. Жрица поняла молчание Курнопая и принялась проклинать его за гордыню, лишенную плотоядности насильника. Поведение жрицы представлялось Курнопаю невзаправдашним, несмотря на то, что оно было действительным. Такой же невзаправдашней явью представлялась ему теперь вся жизнь: и собственная, и самийская, и всепланетная.