Сергей Ересько - Казус бессмертия

Остановившись возле шалаша, Мансуров обернулся и сказал:

– Посуду, тулуп и валенки оставь здесь. Как только сдашь овец Мусе, можешь быть свободным.

Они с Умаром ушли, а Шенгеле понял, что ужина ему сегодня не видать, как своих ушей. Он зашел в шалаш, уселся на нары и достал из кармана полученные банкноты. Они действительно были новыми и даже, как будто, глянцевыми. Йозеф плюнул на одну из них, потер пальцем и поднес его к глазам. Палец стал зеленым…

Утром Шенгеле был деликатно разбужен Мусой. Деликатность заключалась в пинке ногой по нарам. Йозеф проснулся и в сумрачном утреннем свете увидел темную фигуру, стоявшую в проеме входа. Он сел и протер рукой глаза. Муса бросил на нары лепешку, кусок сухой брынзы и сказал:

– Пойдем. Уже светло. Я пересчитаю овец.

Они вышли из шалаша. Шенгеле отворил загон, зашел внутрь, и с помощью длинной палки принялся подталкивать животных к выходу. Муса считал. Через двадцать минут стало совсем светло, и Муса произнес:

– Все нормально. Забирай, что положено, и уходи.

Йозеф вернулся в шалаш, взял сумку, сложил в нее хлеб и сыр, набросил лямку на плечо, и направился в сторону ручья. Муса презрительно взглянул на него и побрел вслед за овцами.

Добравшись до воды, Шенгеле положил сумку на землю и оглядел долину. Со стороны домика Агасфера доносилось вялое беканье. Видимо, старик только начал выгонять отару.

Йозеф подошел к ручью, умылся и напился воды. После этого он сел на один из камней и с аппетитом съел половину лепешки и часть имевшегося сыра. Оставшуюся еду он хозяйственно уложил в сумку, и подошел к тайнику, где было спрятано оружие.

Пистолет находился на месте. Пустая обойма сиротливо торчала из кармашка кобуры. Шенгеле надел самодельную портупею под рубашку, застегнулся, не тронув пуговицу на груди и, приладив поудобнее на плече сумку, пошел в сторону жилища Агасфера. Во время ходьбы его посетила мысль следующего содержания: можно было вернуться и застрелить Мусу. А каков смысл этого убийства? Сделать больно родителям? А будет ли им больно? Шенгеле не был в этом уверен. Он вспомнил рассказы Агасфера. Тот говорил, что в Грузии есть специальные лагеря, где обучаются боевики. И граница, − не граница, а так – проходной двор. В словах Исы о том, что он достанет, кого угодно и по ту сторону, заключалась правда. Поэтому убийство кого-нибудь из семейства Мансуровых было абсолютно бессмысленным и бесполезным поступком. Ну, а месть – штука приятная, конечно, но абсолютно непрактичная. И даже вредная для собственного здоровья, учитывая вышеизложенные обстоятельства. Йозеф решил плюнуть на мысли о мщении, и настроение его, почему-то, улучшилось.

И тут он заметил Агасфера. Старик стоял возле загона, опершись телом на длинный шест, которым он обычно выгонял баранов. Он спокойно смотрел на приближавшегося к нему Шенгеле. Его овцы медленно брели в сторону всходившего солнца.

Йозеф, приблизившись, поискал глазами подходящий камень и уселся на него. Агасфер продолжал молчать. Шенгеле удивился его спокойствию. На секунду Йозефу даже показалось, что в глазах старика промелькнула насмешливая искорка, но, вглядевшись внимательней, он решил, что это был отблеск солнечного луча.

Шенгеле произнес:

– Ты прости меня за вчерашнюю несдержанность, но во всем виноват не я. Ты вел себя, как пьяный раввин, материально обделенный прихожанами синагоги. Ты трепал своим речевым придатком, как бандеровец флагом… Ведь не зря сказано: язык твой – враг твой. А слово – самое мощное и острое оружие. Из-за неосторожно сказанного слова начинались войны. В твоем же случае, − это не я сделал тебе больно. Это слова, сорвавшиеся с твоего гнусного языка, вернулись обратно железом и превратили тебя в шпигованного козла.

Йозеф замолчал. Повисла тишина, нарушаемая лишь еле слышным блеянием овец. Агасфер смотрел на Шенгеле, не отрываясь, и думал о чем-то своем. Тот спросил:

– Что, так и будешь молчать?

Старик все-таки открыл рот.

– Зачем ты пришел? – поинтересовался он. – Что тебе надо от меня? Водки? Я ничего тебе больше не дам. Уходи. Не хочу даже видеть тебя.

Шенгеле сообщил:

– Я пришел попрощаться.

Брови Агасфера удивленно задрались вверх:

– Решил сбежать?

– Нет. Пришел Иса. Дал денег, немного еды и показал дорогу в Грузию.

Старик заинтересовался:

– Даже денег дал? Что это с ним случилось?

– Вот, − Шенгеле достал из кармана купюры и протянул их Агасферу. –

Посмотри…

Еврей тут же отбросил посох в сторону, подошел ближе, и взял банкноты в руку. Он внимательно рассмотрел их, помял в пальцах, понюхал, и с сарказмом в голосе заметил:

– Ох, и идиот же ты, Йося! Если ты всучишь одну из этих бумажек кому-нибудь по эту сторону границы, то тебя просто пристрелят. А если ты сделаешь то же самое в Грузии, тебя тут же укатают в каталажку, где ты станешь заниматься привычным голубым делом. Советую использовать купюры для подтирания своей задницы. Она, правда, станет зеленой, но гомиков такой факт никоим образом не смутит…

Агасфер смял банкноты и бросил их на землю у ног Шенгеле. Тот не стал их подбирать. Он вдруг спросил:

– Слушай, Жид. А чем ты занимался во время войны?

Агасфер удивился вопросу. Задрав вверх голову, он задумался, как будто что-то вспоминая. Шенгеле терпеливо ждал. Наконец, старик сказал:

– Сначала я был завхозом одной из киностудий, эвакуированных в Алма-Ату. Занимался, так сказать, материальным обеспечением тружеников советского искусства.

Он мечтательно прикрыл глаза и, улыбнувшись, продолжил:

– Золотые были денечки… Потом неожиданно случилась ревизия, и мне торжественно вручили пилу. Только уже не в Алма-Ате, а в одном из сибирских лагерей, расположенных на широте Иркутска. Я, было, уже испугался, что буду пилить елки все пятнадцать лет, которые мне впаяли. Но начальник лагеря оценил мои способности, и я стал художником при офицерском клубе, где рисовал всякую агитацинно-пропагандистскую муйню. А вышел в пятьдесят третьем году по амнистии в связи со смертью Сталина.

– То есть, с кровавыми фашистами ты не сражался?

– Еще чего? Мне уже на тот момент было больше двух тысяч лет. А это – непризывной возраст. Молодежь пусть воюет! Совесть надо иметь… А почему это тебя так заинтересовало?

Шенгеле пожал плечами и сказал:

– Так… Просто… Я жалею, что ты не попал в мой лагерь. Не знаю, стал бы я тебе наливать шнапс или нет. Скорее – нет. Но зато, каким бы ты стал потрясающим подопытным экземпляром…

Агасфер со злостью сплюнул под ноги и сказал:

– Все, хватит! Поговорили. Вали отсюда. Выход из долины справа. Уезжай в свою чертову Америку и не попадайся мне больше на глаза. А я со своей стороны могу поклясться, что ноги моей не будет там, где окажешься ты!