Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Как произошла подмена, когда Лена, как и многие, тронулась в тот роковой путь, женщина не помнила, да и не задумывалась. Но жила, существовала ожиданием большего. И, как и там, во дворце, она поменяла восторги на зал удивительных снов, чтобы очнуться, прийти в себя, попробовать менять хоть что-то, пусть сначала у других… так и сейчас, необходимость такого шага, но уже здесь и в себе, она ощущала всё острее и острее. Чувствуя это, понимая поразительную схожесть не только желания, но и неизбежности предстоящего, Лена терялась в догадках, когда и каким образом это случится, как возродит нерешительное, подспудное, но правильное желание, которое однажды приведет к выздоровлению. Желание ускользало, манило, не отбирая надежды, будто требуя перед этим чего-то особенного, важного… без которого не могло и не хотело вести ее дальше…

«Объявляется посадка на рейс… следующий из Иркутска в Москву», – сквозь сон услышала она.

– Женщина! Женщина!.. – невысокий молодой человек тряс ее за плечо, – наш рейс. Мы вместе регистрировались… я стоял за вами.

– Да, да… спасибо, – Елена рассеянно огляделась, встала и направилась к выходу.

Монотонный гул самолета также располагал ко сну, но дважды в течение дня использовать дар удается редко. Наша героиня прикрыла глаза, и мысли опять унесли ее, но уже в другие события.

Заседание фонда проходило бурно. Председатель не могла понять, отчего все так нервничали. Тему помощи студии Олега Митяева «Светлое будущее» подняла немолодая женщина – директор специальных проектов той самой студии Анна Мара, которая, пожалуй, единственная разделяла непонимание Метелицы. Она приезжала уже в третий раз. Председатель была знакома с проблемой лично, но это никак не оправдывало такого отношения членов правления. Обычная практика не требовала знания деталей: изучение их – прерогатива экспертного совета. Тем более удивительным было то, что большинство противилось одобрению даже такого шага. В какой-то момент Елена заподозрила, что действия согласованы. Такое случилось впервые. Внешне всё было ясно: студия занималась помощью детям из малообеспеченных, да что там, просто неблагополучных, неполных семей с целью адаптации к «нормальной» жизни. Давала возможность заниматься интересным делом и помогать таким же.

– Елена Борисовна! Мы отказали двум медицинским центрам! На той неделе, – мужчина в возрасте, после перепалки с сидящей напротив миловидной девушкой, представителем совета попечителей, смотрел прямо на нее.

– Но мы так никогда не доберемся до «неблагополучных», Федор Лукич, – другая, рядом, перехватила взгляд, приняв на себя очередную порцию обвинений.

– А музей? Каждый день выносят из залов штукатурку! Год уже просят!

– А детский театр?!

– Успокойтесь, успокойтесь же! Уважаемые члены правления! – сидящая справа помощница призывала к порядку. – Прошу говорить по очереди.

– Да какая очередь, господа? – тридцатилетний молодой человек от промышленной палаты говорил спокойно и громко. – Чтобы получить помощь из «главного» дома, в любых формах, надо шагать погромче. Тогда о вас и заговорят. Ведь чего не хватает? Денег. Почему? Чем более фонд известен, тем значимее для всех, в том числе и власти. А известность – это шаги. Если мы поможем в создании галереи, и у входа будет информировать об этом табличка – тысячи людей узнают о нас, чем занимаемся, что даем городу, а это главное. И я согласен с правильностью довода: «Третьяковка» – это звучит! А у нас свои Третьяковки, «свои» яйца Фаберже. Вкладывайте, милости просим. А студия? Кто слышал? Ведь им, власти, – он кивнул за спину, – сейчас позарез нужны не только доклады о возрождении культуры, после скандалов с эпатажными выходками модернистов по стране… Вы же смотрите телевизор? А и лояльность электората – впереди выборы. Важен имидж бизнеса. И ее роль в его благонамеренности. И бизнес это понимает. Вот и давайте поможем. И нам ответят тем же. Причем любая вновь избранная власть – припишут-то себе. Ну, а людям… я уже сказал, будет куда сходить и сводить… Досуг, одним словом.

– Для меня за кадром, что вы понимаете под «своими» яйцами, но путаница в том, что нужно бизнесу, и что нам – налицо, – директор спецпроектов студии смутилась, услышав смешки, и тут же добавила: – Простите, если слишком прямо.

Елена прикрыла улыбку ладонью.

– Ничего, ничего, это приводит в чувство… проверено, – еще один мужчина в поношенном пиджаке с орденскими планками вступил в разговор. – И знаете, что я скажу, совет ветеранов готов подождать обещанной помощи ради такого случая.

Елена знала, что ветераны после обращения студии побывали там.

Мужчина продолжал:

– Семьи с детьми-инвалидами, с детьми под опекой. У многих родители осуждены – это может стать поводом для формирования изоляционного отношения к ним. Те же родители благополучных семей из осторожности могут навязывать такое отношение. Тяжело… Я сам рос без отца… и чувствовал это. Каждый день… Мы знакомились с работой студии. Многие просто бежали из дома. А ведь они также музыкально одарены, тянутся к доброте, заботе, но не находят. Люди знают всё о дорогом лечении рака у детей, о нужде в пересадках, о тяжелых заболеваниях скелета. Но есть и другая нужда – в душе. Нашей душе от болезни невнимания, отторжения. И кто знает… что важнее… Здесь не надо дорогих лекарств. Но как мало слышат этих отверженных. Кроме тех, кто сдвинул все с мертвой точки, – он кивнул на гостью, – госпожа Мара, уж позвольте мне так вас называть, с коллегами совершили подвиг. Ведь, что делает врач? Свою работу… на наши деньги. А здесь люди отринули какие-то личные радости, личные нужды… да и нужды своих семей, ради других. Различие есть… А ведь «отверженные», да, да, именно так, – видя скептические усмешки, повторил мужчина, – вырастут и окажутся рядом, на тех же перекрестках, в тех же домах. Рядом с моими детьми, с вашими. Кем они станут для них? Другом, женой? Или озлобленным соседом? Обиженным на жизнь, страну, одноклассников. Поймите, это те же девочки и мальчики. Протяните им руку… и они… ответят тем же. Помогут другим сиротам, а то и создадут подобный фонд… Порадуемся. Помочь-то надо малым – не хватает инструментов, мизерные зарплаты… даже нельзя называть так… – пожнём большее. Конкретно, здесь, сейчас… у нас есть такая возможность – голосуйте. Сделайте выбор за тех, у кого ее нет.

– Ну, знаете… Я слово в слово могу повторить то же самое о больных детях, – первый мужчина в «возрасте» повернулся к председателю.

– Конечно, Федор Лукич! Я поддерживаю! – женщина в синей блузе, с другого конца выкинула вперед руку. – И потом, главный спонсор… обусловил выделение миллиона… – она осеклась, срезанная взглядом Метелицы.