В. Галечьян - Четвертый Рим

Лицей раскинулся на целый квартал, и полковник долго ехал по сложенным из красного кирпича дорожкам, пока не попал к центральному входу. Он поставил машину, не въезжая в ворота, чтобы великовозрастные ребятишки, гоняющие мяч на освободившейся от снега баскетбольной площадке, не нанюхались лишний раз выхлопных газов, и поднялся на четвертый этаж. С виду Лицей ничем не отличался от обычной школы, только от совместного воспитания полов в нем видно отказались, потому что навстречу попадались одни мальчики. Единственный раз он пожалел, что не надел форму, когда разряженное в шелковые шаровары и прозрачную китайскую кофточку существо пригласило его подождать у заставленного электронной техникой письменного стола, объявив, что у директора совещание, которое продлится минимум еще час.

— Директор, однако, назначил мне на четыре, — заупрямился полковник, гадая к какому же полу отнести существо, мускулистые волосатые руки которого, оголенные до локтей, контрастировали с пышными бюстом и задницей.

В отличие от полковника, загадочное существо, не утруждая себя обременительными раздумьями, элементарно показало ему, что он болван и зануда, и, оставив сидеть у стола, испарилось.

Полковник было сосредоточил усилия, чтобы ждать — событие для его фирмы неслыханное, — как раскрылась дверь напротив его кресла, и из нее посыпался самый разный народ. Он ожидал увидеть среди преподавателей невзрачных дев, оберегающих свое хрустальное целомудрие с приготовительного класса до кладбища, отстрелявших свое на фронтах науки пегобородых доцентов, докатившихся до школьного образования, или наконец стадо играющих глазами коз из пед-университета. Но народ был решительный, в основном короткостриженый и в расцвете сил. Только в одежде наблюдался некоторый сбой, что в общем было совсем не странно после семи темных лет, когда никто ни во что новое не одевался. Так что он ничуть не удивился тому, что френчи соседствовали с бархатными халатами, а хромовые офицерские сапоги с сандалиями на манер «а-ля Рим».

Последним вышел директор, высокий, грузный, в официальном сером костюме и с тростью в руке. Его не портил даже венок из белых гвоздик, лепестками свисающий на самый лоб и вместе с официальными роговыми очками и благородной сединой придающий директору вид святого мученика в служебной командировке.

Приемная быстро опустела. Только один дородный рыжий мужчина с животом как у беременной женщины и в красной безрукавке, из-под которой обнажались налитые салом и обрызганные веснушками плечи, никак не мог оторваться от своего принципала.

— А я так не могу! — бушевал он, пронизывая директора полным обожания взглядом. — Вы уклоняетесь от выражения своего мнения. Трость или гроздь, выражаясь иносказательно. Пороть ли мне мерзавцев в случае неправильных склонений и спряжений или окружить однополой любовью и все простить.

Директор посмотрел на него, далеко отклонившись назад, чтобы сфокусировать толстое лицо в поле своего зрения, и чуть усмехнулся.

— На минных полях будущего, того будущего, которое они создадут, кто их будет окружать любовью и прощать? Пусть из десяти отсеется девять, но один будет готов. Выращивайте огурцы в теплицах, если вы хороший садовник, сюда вы пришли с мечом и распятием.

— Вот, вот, вот, — закудахтал толстяк умильно, — этого я ждал, ради этой фразы я и проторчал все наше собрание…

— Кстати, абсолютно идиотское и ненужное, — отмахнулся от него директор. — Мы созданы посткоммунистическим режимом и так же далеки от естественности, как все последние восемьдесят восемь лет. Зачем эти бессмысленные, навязшие в зубах упражнения в словесной шелухе, никчемные обязательства и безвластные предупреждения. Как я от них устал! Когда же целесообразность уничтожит трату нашего единственного достояния — времени! Кстати, завтра я назначил учебное совещание в три. Сразу после занятий. Не вздумайте опоздать!

Отпустив рыжего, директор сделал приглашающий жест и вернулся в кабинет. Почти под потолком с портрета криво улыбался морщинистым соколиным лицом папа нынешнего царя великий князь Владимир Кириллович. Сели под князем, закурили, причем директор лихо свернул цигарку из демократической газеты, а посетитель зачмокал необрезанной бразильской сигарой, чей фаллический, почти в африканском каноне вид вызвал в директоре волну почтения.

— Я вас отвлекаю, — сказал посетитель, — мне безумно стыдно. Простите великодушно, что краски совсем нет в щеках, такой уж состав крови бесчувственный, а то бы покраснел как рак.

— Раки в естественном состоянии не краснеют, — ответил директор веско, — впрочем, вы наверно оговорились, желая сравнить себя с цветком мака.

«Рак не вывез, так и мак не поможет», — подумал про себя посетитель и решил держаться естественней.

— Вам ведь звонили? — спросил он с оттенком утвердительности, — и вам обо мне все известно…

— Все, — безапелляционно подтвердил директор, — все кроме одного.

— Это на кой ляд я сюда пожаловал? Ну по телефону о такой скользкой субстанции не объяснишься. Человек у нас сбежал. И такой человек смешной, что мы его ищем уже три месяца по всем территориям. Мальчишка, знаете ли, с вывертом, ухватистый, склонность к разным языкам имеет, лицедей несравненный, вот и пришла начальству мысль: не забежал ли к вам.

— Посторонних у нас быть не может, — сухо отозвался директор, — компьютерная система уберегает от смешения. К тому же контингент у нас особой лепки, случайных почти нет, отбор метафизический: по крови, происхождению, то есть… На каждого воспитанника дискетка отдельная в сети, так что намудрили вы в сыске…

— Мудрим, мудрим, — согласился посетитель, но с места почему-то не вставал, щурился на директора таинственно, потом полез в карман, вытащил любительскую фотокарточку, передал из рук в руки. — Есть тут среди ваших сын недостойных родителей, ученых, особым образом попал, нетрадиционным, так это дружок его ближайший. Если наш пропащий в Московию сунется, не иначе в лицей полезет. Своего милого повидать. Вот вам его фотография, — не обессудьте. Затруднять вас нам неприлично, но помощи, помощи просим. Передайте педагогам для донесения. Обяжете по гроб жизни и далее.

— И как далеко? — спросил директор словно и не шутя.

Но тут посетитель его разочаровал. Встав со скрипучего кресла, он отвесил безо всяких комментариев поклон и вышел.

— Морда какая-то знакомая, — пробормотал директор, — да пес с ним. Пусть поскребет по чердакам и подвалам. Возражений не имею… — Директор набрал в грудь побольше воздуха, и дивный его рык преодолел пределы кабинета. — Володечка!

Влетело, судорожно подтягивая шаровары, длинноволосое существо и скромно потупилось у письменного стола. Жаром запылали кисейные щечки.